Врата огня

– Хочу взглянуть на перепутье, где мы сейчас встали лагерем, на это место, которое эллины называют Тремя Дорогами. Для нас оно ничто – просто грязь под ногами. И тем не менее разве этот жалкий пятачок не несет в себе смысла и даже очарования, если вспомнить рассказ пленника о том, как он ребенком расстался здесь с девуш­кой Диомахой, своей двоюродной сестрой, которую так любил?

Артемизия переглянулась с Мардонием.

– Великий Царь поддался чувствительности,– обра­тилась к Царю госпожа,– это лишено смысла.

В это мгновение занавес у входа в шатер распахнулся, и страж испросил позволения войти. Внесли грека, по-преж­нему на носилках, с завязанными глазами. Впереди шагали двое Бессмертных, подчиненных Оронта, а сзади шел он сам.

– Дай нам посмотреть на лицо этого человека,– ве­лел Великий Царь,– и пусть его глаза посмотрят в наши.

Оронт повиновался. Повязку сняли.

Пленник Ксеон несколько раз моргнул в свете ламп и впервые взглянул на Великого Царя. И таким поразитель­ным было выражение на лице этого человека, что Оронт гневно прикрикнул на пленника и потребовал ответить, какая наглость обуяла его, что он позволяет себе столь дерзко взирать на Царственную Особу.

– Я и раньше смотрел на лицо Великого Царя,– от­ветил грек.

– Поверх битвы, как и все враги.

– Нет, военачальник. 3десь, в его шатре. В ночь пято­го дня.

– Ты лжешь! – гневно вскричал Оронт. Потому что в предпоследний день сражения при Горячих Воротах в са­мом деле была допущена оплошность, на которую ссылался пленник: тогда в результате ночного рейда горстка спар­танских воинов оказалась на расстоянии броска копья от Царственного Присутствия, пока сбежавшиеся на защи­ту Великого Царя Бессмертные и египетская пехота не отогнали их прочь.

– Я был здесь,– спокойно проговорил грек,– и мой че­реп был бы расколот пополам топором, что метнул в меня какой-то вельможа, если бы он не попал в стойку шатра и не застрял там.

При этих словах вся кровь отхлынула от лица Мардо­ния. У западного входа в шатер, именно там, где прорва­лись спартанцы, до сих пор торчал топор, засевший так глубоко в кедровой древесине, что его было не вытащить, не расколов шест, и потому плотники оставили топор на месте. Они только отпилили топорище, а шест укре­пили и обвязали веревкой.

Взгляд эллина уставился прямо на Мардония.

– Топор метнул этот господин. Его я тоже помню.

Лицо полководца на мгновение омертвело, выдав прав­дивость сказанных слов.

– Его меч,– продолжал грек,– перерубил запястье од­ного спартанского воина, замахнувшегося копьем, чтобы, метнуть его в Великого Царя.