В какой-то момент Марк поймал его ритм и попытался сбить с него противника, заставив отскакивать от жестко выставленного меча или тяжелых сандалий, давивших голые пальцы. Уверенность синекожего пошатнулась. За каждым шагом Марка следовал удар, за ним – еще один, он плел мечом текучий узор, напоминающий вражеский стиль. Гладий стал его продолжением, острым шипом в руке, которому, чтобы убить, хватило бы одного касания. Очередной выпад, и острие меча прошло в волоске от горла синекожего воина. Марк ощутил на себе злобный взгляд дикаря. Тот рассчитывал на легкую победу, но был вынужден защищаться, а его босые ноги снова попали под подбитые железом римские сандалии.
Крайка вскрикнул от боли, крутанулся, подпрыгнул высоко и легко, как делали раньше другие. Это было движение из танца, и бронзовый меч закружился вместе с ним, а потом незаметно вырвался из витка и рассек кожу на груди Марка. Толпа восторженно взревела, но когда воин приземлился, Марк потянулся и схватил бронзовый клинок голой левой рукой. Крайка с удивлением посмотрел на Марка и впервые за время боя встретился с холодными и темными глазами противника. На долю мгновения он замер под этим тяжелым, пристальным взглядом, и нерешительность погубила его. Синекожий воин почувствовал, как железный гладий вошел ему в горло и как хлынула кровь, унося его силу. Он хотел выдернуть клинок и отрезать чужие пальцы, как перезрелые стебли, но сил не осталось, и он безжизненно распластался у ног победителя. Марк медленно вздохнул и поднял бронзовый меч, отметив, как затупилось покрывшееся зазубринами лезвие. Из пореза на ладони по костяшкам текла кровь, но он смог, пусть и с трудом, пошевелить пальцами. Марк ждал, что толпа взорвется и убьет его.
Некоторое время все молчали, и в этой тишине прозвучал голос вождя синекожих, выкрикивавшего какие-то команды. Марк не отрывал глаз от земли, держа мечи в опущенных руках. Услышав шаги, он обернулся. Синекожий старик взял его за руку. Глаза вождя потемнели от удивления и чего-то еще.
– Иди. Я держу слово. Возвращайся к своим друзьям. Мы придем за вами утром. – Марк кивнул, еще не смея поверить, что это правда. Нужно было что-то сказать.
– Он был прекрасным бойцом. Лучшим из тех, с кем я дрался.
– Конечно. Он был моим сыном. – Вождь, казалось, еще больше постарел, как будто груз прожитых лет придавил его к земле. Он вывел Марка за пределы круга на открытое место и указал в ночь. – А теперь уходи.
Старик молча принял бронзовый меч. Марк повернулся и ушел в темноту.
Стена форта проступила черной тенью. Подходя, Марк принялся насвистывать мелодию, чтобы в крепости услышали его и не всадили в грудь арбалетную стрелу.
– Я один! Пеппис, сбрось веревку, – крикнул он в тишину. Наверху послышалась возня, кто-то задвигался, чтобы заглянуть через край. В полумраке над стеной появилась голова, и Марк узнал угрюмые черты Перита.
– Марк? Пеппис сказал, что тебя схватили синекожие.
– Да, схватили, но отпустили. Ты бросишь мне веревку или нет? – сердито рявкнул Марк.
Стало прохладно, и он сунул поврежденную руку под мышку, чтобы согреть окоченевшие пальцы. Наверху опять зашептались, и он проклял Перита за чрезмерную осторожность. Зачем синекожим устраивать ловушку, если они могут просто подождать, пока все легионеры умрут от жажды? Веревка наконец прошуршала по стене, и он подтянулся по ней, перебирая уставшими руками. Вверху Марка подхватили и втащили на выступ. Пеппис едва не сбил его с ног, крепко обхватив руками.
– Думал, они тебя съедят. – Его грязное лицо было в разводах от катившихся по щекам слез, и Марк ощутил укол вины из-за того, что привел мальчика в это мрачное место, где он проведет свою последнюю ночь.
– Нет, парень. – Он протянул руку и ласково взъерошил его волосы. – Они сказали, что я слишком жилистый. Им подавай юных да нежных.
Пеппис ахнул от ужаса, а Перит усмехнулся.
– У тебя впереди вся ночь, еще успеешь рассказать, что произошло. Не думаю, что кто-нибудь будет сегодня спать. Много их там?
Марк посмотрел на него. Говорить при Пепписе ему не хотелось.
– Нам хватит, – ответил он негромко. Перит отвел взгляд и кивнул.
Рассвет встречали с красными от недосыпа глазами. Все ждали нападения и нервно вздрагивали при малейшем шорохе птицы или кролика в кустарнике. Тишина пугала, но когда ее нарушил звон оброненного кем-то меча, лишь немногие не помянули ротозея добрым словом.
А затем издалека долетели звуки медных рожков римского легиона, и эхо прокатилось между холмами. Перит пробежал по узкому проходу между стен и радостно закричал, увидев легионеров, идущих к крепости ускоренным маршем.
Всего через несколько минут раздался голос: «Приближаемся к форту», и ворота распахнулись.
Узнав, что караван не вернулся, командиры легионов не стали ждать и спешно выслали подмогу.
После недавних нападений они хотели продемонстрировать силу и за ночь прошли маршем – в темное время и по пересеченной местности – более двадцати миль.
– Синекожих не видели? – хмуро спросил Перит. – Вокруг форта, когда мы пришли, стояли тысячи. Мы ожидали нападения.