Врата Славы. История Ашурран-воительницы

Но чем ближе были земли людей, тем печальнее делался юноша.

—Связаны мы незримой нить с великим лесом, будто пуповиной, и оттого называем его Грейна Тиаллэ — «лоно матери», и оттого неспособны долго прожить за его пределами. Зачахну я и умру, и даже твоя любовь меня не спасет.

Как ни уговаривала его Ашурран, он стоял на своем. И стала она думать о том, чтобы увезти его силой — однако боялась, что недолго он проживет, покинув Великий лес.

Когда вдали показались синие предгорья и седые вершины Хаэлгиры, острый взор Ашурран различил будто бы купола и башни среди нагромождения далеких скал.

—Это Нэт Сэйлин, город эльфийских королей древности, — рассказал Фаэливрин. — Высечен он был в скале, с превеликим искусством, неприступный для любого неприятеля. Много внутри него огромных залов и комнат, но сотни лет он уже заброшен и служит жилищем только совам и орлам.

Все ближе были земли людей, но вместе с тем приближалась и погоня, и прикладывая ухо к земле, все печальнее становился юноша Фаэливрин. Сказал он:

—Следует мне вернуться, пока не поздно. Может быть, удовольствуются этим мои сородичи и не станут преследовать тебя. Я же совершил ужасное преступление против моего народа и должен понести наказание.

Пыталась Ашурран его увещевать, но был он непреклонен в своем решении. Когда поняла она, что не сможет переубедить его или силой увести, пролила она слезы, не стыдясь и не скрываясь. И смерть казалась ей желаннее, чем разлука с Фаэливрином. Юноша молил:

—Слышна уже поступь погони, и жестокий мой брат едет с ней, от него тебе не приходится ждать пощады, ко мне же он будет милосерднее прочих. Не делай напрасной мою жертву, не отягощай мою душу страхом за твою жизнь, беги к своим родичам, и пусть воспоминания о кратком нашем счастье послужат нам утешением в разлуке.

Однако для Ашурран одно лишь было утешение: решила она, что, победив эльфов, потребует в качестве выкупа Фаэливрина, и тогда уже никто не сможет их разлучить. Взять же его с собой сейчас — значит, навлечь на себя гнев его родичей и опасность в землях людей. Вскочила она на коня, хлестнула его изо всех сил и помчалась к опушке Великого леса, не оглядываясь, чтобы не утратить решимости.

Юноша Фаэливрин был схвачен подоспевшими эльфами. К тому времени Ашурран уже превратилась в пятнышко на горизонте. Попытались ее догнать, да где там. Припав к лошадиной шее, нахлестывала она коня и держалась на его спине без седла благодаря выучке, полученной в Арриане. Пускали ей вслед стрелы и даже бок коню оцарапали, но он только прибавил резвости.

В ярости от неудачи обнажили эльфы клинки, чтобы зарубить отступника на месте. Юноша приготовился к смерти, желая ее как избавления от своего позора. Однако Дирфион удержал своих воинов:

—Мой брат юн и неопытен и не достиг еще своего совершеннолетия. Если кто виноват в его преступлении, то только я, давший ему злосчастное поручение. Следовало бы мне получше за ним наблюдать и вовремя пресечь преступные его намерения и порочную его страсть. Кроме того, знания его не раз еще могут нам пригодиться, и выгоднее оставить его в живых, чем убить.

Фаэливрина заточили в темницу, и ужасным было бы это наказание для любого другого эльфа. Однако юноша за годы своего учения привык к одиночеству. И так случилось, что Ашурран будто бы передала ему часть своего огня и жажды жизни, так что он не стремился уже умереть, питая надежду когда–нибудь воссоединиться со своей возлюбленной.

О Кассандане

Столица Юнана была тогда красивейшим городом в подлунном мире. Улицы ее были широки и просторны; а чтобы иной домовладелец или купец, кичась богатством, не загораживал проезд роскошным фасадом или замысловатым палисадником, каждый год проезжал королевский вестник по середине улицы, держа поперек седла копье установленной длины. И если копье задевало ворота — приказывали снести ворота, а если дом задевало — сносили дом.

Тот, кто хотел построить дом или иное сооружение, был обязан представить проект в управление короля, и там, рассмотрев его со всем тщанием, его одобряли или отклоняли, в зависимости от того, как сочетался он с принятым в столице архитектурным стилем.

Благодаря этим суровым мерам город отличался изяществом и красотой зданий, правильностью и соразмерностью линий, будто каменное кружево, прилежно сплетенное мастерами. Улицы его, вымощенные гранитными плитами, не знали грязи и слякоти; и сами жители считали своим долгом поддерживать чистоту в домах и во дворах. Тот же, кто, пренебрегая своим долгом, портил вид столичных улиц неухоженным двориком или облупившимся фасадом, платил большой штраф.