Врата Славы. История Ашурран-воительницы

Множество красивых домов было в Кассандане, чиновничьих управ, увеселительных заведений, школ, общественных бань и купеческих лавок. Стены их блистали великолепием мрамора и яшмы, нефрита и лазурита, оникса и обсидиана, малахита и родонита. Площади и перекрестки были украшены памятниками и статуями героев прошлого, славных королей, прародителей королевской династии и младших богов — покровителей искусств и ремесел. А поскольку дракон был символом королевской власти, не счесть было в Кассандане каменных изваяний драконов, за что прозвал ее народ Городом Дракона. Четыре дороги, такие широкие, что две повозки могли по ним разъехаться, не задев одна другую, вели на четыре стороны света: на север — к Архизе и Киарану, на юг — к Верлау, Ламассе и прочим вольным городам, на запад — к Аолайго, на восток — к Фаларису и Солху. Кассандану окружала стена из песчаника такая широкая, что по верху ее могла бы проехать повозка. Четверо ворот было в стене, со стальными решетками. Каждые ворота охраняли огромные парные статуи драконов из бронзы. Впоследствии, во время нашествия варваров, когда прекратился подвоз железа из рудников, эти статуи были переплавлены на оружие, однако даже столь отчаянные меры не спасли Кассандану от падения и разграбления. Но во времена Ашурран ничто не предвещало печального будущего, и любой житель столицы рассмеялся бы в ответ на угрозу, что город падет.

Велик был город Кассандана, велик и прекрасен, и был он первым городом людей, заложенным в Юнане, и исполнилось ко времени Ашурран девятьсот лет со дня его основания. Называли его летописцы Вечным городом, однако прошло лишь триста лет, и выросла трава на развалинах Кассанданы, и город был покинут людьми.

Но до того времени было еще далеко, и столица поражала своим величием, не только простых крестьян и провинциальных аристократов, но даже князей и правителей. Говорят, когда посольство Древних впервые появилось в Кассандане, воскликнул глава посольства: «Если бы мы знали, что люди умеют возводить подобные города, искали бы мы мира, а не войны между нашими народами!»

Ашурран, хоть и была в печали, хоть и видела уже славнейшие столицы княжеств Иршавана и таинственные города Древних, не могла не испытать восторга перед очарованием и роскошью Кассанданы. Любуясь широкими прямыми улицами, зубчатой стеной, искусно изваянными статуями, на несколько мгновений забыла она о том, что терзало ее сердце и разум.

Жители столицы были хорошо сложены, красивы и стройны, и лица их носили отпечаток довольства жизнью. Словно похваляясь достатком, носили они нарядные одежды из разноцветного шелка и прочих дорогих тканей, изысканно расшитых и украшенных; и не жалея материи, делали их многослойными, длиннополыми, с широкими рукавами, спускающимися до колен, а у иных модников — и до пола. Богат был Юнан, из всех же его земель столица была всех богаче, и даже самый последний чиновник был разодет, как щеголь, в роскошные шелка, и атлас, и узорчатую парчу. Однако немало было тех, кто носил траурные одежды, оплакивая павших в битве Аланн Браголлах, хоть прошло с того времени больше года; а пример подавал король Огинта Онидзава, не снимавший черного платья в память о погибших своих военачальниках, пуще всего горюя о Матолви по прозвищу Бычий рог.

Явилась Ашурран прямиком к королю, и король Огинта не сразу ее узнал, так она исхудала и осунулась за время странствия, а когда узнал — побледнел и сделал знак, отвращающий зло, ведь Ашурран считали погибшей.

—Разве недостаточно я скорблю о тяжких утратах, постигших народ Юнана, что понадобилось посылать мне сей зловещий призрак? — воззвал к небесам король Огинта.

—Рано вы меня похоронили, ваше величество, — сказала Ашурран, поклонившись. — Ашурран, дочь Аргамайды, не умирает так легко. Год я провела в плену у Древних и теперь знаю о них больше, чем они сами о себе знают. И если будет на то ваше повеление, поведу я войска на Древних и добьюсь победы.

Король несказанно обрадовался, усадил Ашурран рядом с собой, принялся расспрашивать, одарял и чествовал ее сверх всякой меры, и устроил в честь нее роскошный пир. Однако на пиру Ашурран была мрачна и сидела, нахмурясь.

—Не время веселиться, ваше величество. Года не пройдет, как выступят против нас Древние, чтобы смести род человеческий с лица земли, чтобы сбросить нас в Фалкидское море. Вилкой и ножом станем мы с ними драться, винным кубком да свиной ногой?

Помолчав, сказал ей так король Огинта:

—Недостаточно у нас сил, чтобы драться с эльфами. Бессмысленно это и бесполезно — сражаться с ними. Тебя я за храбрость сделаю своей военачальницей, но не проси войска, чтобы вести его на Древних, на верную гибель.

—Что ж, сама добуду я себе войско, и победа наша будет славой Юнана, а поражение — бесчестием мне одной.

Немало нашлось у Ашурран недоброжелателей при дворе. Нашептывали они королю:

—Дерзка эта женщина сверх меры, и безрассудна. Кто знает, не сделалась ли она предательницей за время эльфийского плена, не имеет ли тайного умысла погубить короля и весь Юнан!