"Врата сокровищницы своей отворяю..."

Чему можно удивляться и сегодня, всегда, так это легкости, простоте, естественности, с которой писатель этот, произведения его «дышат» воздухом мировой культуры. Так и видишь, что «всей кожей» они дышат, широко захватывают кислород высокой человековедческой культуры.

Когда мы говорим о многокрасочности и многогранности творчества М. Горецкого, речь не может не затро­нуть и саму личность творца. Ибо в нем самом должна быть та культура чувств, мыслей, та естественная прав­дивость, органичность. Поскольку стиль — это человек!

Есть все же нечто феноменальное в этой личности, в этом человеке — в Максиме Горецком.

Проще, когда даже думаешь о М. Богдановиче. Куль­туру письма богдановическую можно как-то объяснить, ну, хотя бы средой, в которой жил, из которой вышел поэт (ведь до самого Горького семейные знакомства Богдановичей достигали!).

А с другой стороны — Колас: весь он из деревни и с деревней — на всю жизнь. Хотя и учитель, а потом даже академик.

Очень они разные, эти два классика белорусской литературы — Богданович и Колас!

Кажется, невозможно их примирить в одной личнос­ти, в одном таланте.

Оказывается, можно представить и такое: ибо есть Максим Горецкий.

«Что-то богдановическое» и «что-то коласовское» в творчестве, в таланте М. Горецкого, на удивление, органически дополняет друг друга.

Феноменально не то, что две такие вершины способ­ны совместиться в этом таланте, а что двух как раз и нет. Есть одна. В одну вершину слилось, совпало то, чем силен Богданович и чем силен Колас, и вершина эта — Максим Горецкий.

О таланте его говорилось уже много. Несколько замечаний о личности, без которых здесь тоже не обой­тись. Произведения, творческий и жизненный путь писа­теля, письма М. Горецкого из Вятки, «Комаровская хро­ника», письма Леонида Горецкого с фронта, воспомина­ния близких и писателей, которые знали М. Горецкого,— из всего встает образ Максима Горецкого-человека.

(Был соблазн с большой буквы написать — Челове­ка! Но не соотносится с обликом и с творчеством М. Горецкого даже такое выделение, даже подобное приподнимание его над обликом и судьбой его «комаровцев».)

Интеллигент в первом поколении... Не об одном толь­ко М. Горецком это скажешь. Руками именно таких ин­теллигентов совсем недавно более всего и творилась белорусская литература. Да и в наше время — то же.

Видятся нам два отчетливых, характерных типа интеллигента в первом поколении. (А между теми отчетливыми — еще бесчисленное множество оттенков и «смесей».)

Иногда все же побеждает мужицкая страсть «выбиться в люди», иметь то, что имели вчера другие, чему завидовал. А чему, кому наиболее мог завидовать мужик или его сын? Одним словом, панские повадки панский гонор, власть над другими, вообще карьера благосостояние, сытость на полную глотку — то, что так ненавидел М. Горецкий в некоторых «интеллигентах в первом поколении» и с чем сознательно боролся в самом себе, когда ему казалось, что можно «сопсеть». Даже о самоубийстве мысли приходили — в такие ми­нуты...

Однако есть и другая мужицкая «жадность» — вто­рой тип интеллигента в первом поколении.

Стремление к труду, не жалея своих сил и вре­мени, на пользу тому люду, который «послал вперед», «наверх подсадил», стремление к культуре и духовным сокровищам, которых отцы и деды были лишены. И готовность, радость — отдать людям свои «сокрови­ща», все, какие есть, «врата сокровищницы» держать открытыми.

Личность Максима Горецкого — довольно редкий случай, когда лучшие черты крестьянина и интеллиген­та слились чисто, незамутнено.

***

Из всех повестей М. Горецкого, пожалуй, самая законченная и «доведенная до лада» — «Тихое течение». Первый вариант ее (1917—1918 гг.) имел название «За что?» и печатался в мае 1918 года в «Известиях Смоленского Совета». Затем, когда жил в Вильно, М. Горецкий печатал отдельные отрывки в западнобелорусской печати. В 1926 и в 1930 годах повесть выходит отдельными изданиями.

В других повестях М. Горецкого мы находим иные исключительные качества и черты, которые тоже вы­деляют произведения те, в том или другом отношении. Но ощущение наибольшей завершенности, жанрово­-стилевой законченности оставляет как раз «Тихое те­чение».

Нет, все же хочется добавить: рядом с военной хрони­кой «На империалистической войне». Потому что и это произведение вполне завершено и закончено (в границах своего жанра, стиля). Разница тем не менее есть.

Записки «На империалистической войне» автор счи­тал хотя и самостоятельным произведением, однако все же также и «материалом» к чему-то более масштаб­ному (к будущей «Комаровской хронике»).

«Тихое течение» — единственный, кажется, пример завершенного, законченного во всех отношениях произ­ведения (крупного), которое имеется в наследии М. Го­рецкого. Завершенность которого — качество не только объективно-художественное, но и субъективно-автор­ское.

Можно сказать: была бы объективная художествен­ная завершенность, а что думал, считал автор, так это не всегда самый точный критерий.