— Где тебя носило? — спросил ее супруг, вернувшись на следующий день в семейную резиденцию.
— Ну, последнее место, где я была, — это подвал, — ответила Таппенс.
— Заметно, — сказал Томми. — О да, заметно. Ты знаешь, что твои волосы все в паутине?
— Неудивительно. В подвале полно паутины. Впрочем, больше там ничего нет, — добавила Таппенс, — за исключением нескольких бутылок лавровишневой воды.
— Лавровишневой воды? — переспросил Томми. — Интересно.
— Да? — отозвалась Таппенс. — Ее пьют? Что-то мне не верится.
— Нет, — сказал Томми. — Если не ошибаюсь, ею смазывали волосы мужчины, а не женщины.
— Видимо, ты прав. Помню, мой дядя — у меня был дядя, который пользовался лавровишневой водой. Его друг привозил ее ему из Америки.
— Правда? Интересно.
— Мне это не кажется интересным, — сказала Таппенс. — По крайней мере, нам это не поможет. Я имею в виду, в бутылке лавровишневой воды ничего не спрячешь.
— Ах, вот чем ты занималась.
— Надо же откуда-то начинать, — сказала Таппенс. — Возможно, твой приятель сказал тебе правду, и в доме что-то спрятано, хотя трудно представить, где оно может быть спрятано — потому что когда продаешь дом или умираешь, из дома все выносится, верно? Я имею в виду, наследники выносят мебель и продают ее, а если она и остается, ее продают следующие хозяева. Так вот все, что осталось, скорее всего принадлежит предпоследнему жильцу, или, в лучшем случае, тому, кто жил здесь перед ним.
— Зачем тогда кому бы то ни было хотеть покалечить тебя или меня и заставить нас уехать отсюда, если здесь нет ничего такого, что мы могли бы найти?
— Ну, это была твоя идея, — сказала Таппенс. — Возможно, она абсолютно неверна. Так или иначе, время потрачено не зря. КОЕ-ЧТО я все-таки нашла.
— Что-то, связанное с Мэри Джордан?
— Не особенно. В подвале, как я уже сказала, ничего особенного нет. Там стоят какие-то старые приспособления, видимо, для фотографирования. Знаешь, лампа для проявления, которой пользовались раньше, с красным стеклом, и лавровишневая вода. Каменные плиты совсем не выглядят так, словно их можно приподнять и что-нибудь спрятать под ними. Там стоят несколько прогнивших ящиков, несколько сундуков и пара старых чемоданов, но в них уже невозможно ничего положить. Они развалятся на части, если пнуть их ногой. Нет, подвал отпадает.
— Жаль, жаль, — сказал Томми. — Никакого, значит, удовлетворения.
— Ну, кое-что любопытное там нашлось. Я сказала себе — надо же говорить себе что-нибудь, — сейчас мне лучше подняться наверх и снять с себя паутину, прежде чем продолжать разговаривать.
— Неплохая идея, — согласился Томми. — Так ты мне больше понравишься.
— Если ты стремишься к настоящим чувствам вроде Дарби и Джоун, — сказала Таппенс, — ты должен, глядя на меня, думать, что твоя жена всегда выглядит прекрасно, сколько бы ей ни было лет.
— Милая Таппенс, — ответил Томми, — для меня ты выглядишь превосходно. А комок паутины, свешивающийся с твоего левого уха, выглядит очень привлекательно. Прямо как кудряшки, в которых воплощают императрицу Южени в кино. Знаешь, повторяет изгиб шеи. А у тебя там еще и паучок сидит.
— О, — проговорила Таппенс, — это мне не нравится. Она смахнула рукой паутину, поднялась к себе и только потом присоединилась к Томми. Ее ждал стакан. Она бросила на него неуверенный взгляд.
— Ты, случаем, не налил мне лавровишневой воды, а?
— Нет. Я и сам не горю желанием пить ее.
— Ну ладно, — сказала Таппенс, — если я могу продолжить…
— Да-да, пожалуйста, — сказал Томми. — Ты все равно продолжишь, но мне хочется считать, что это потому, что я упросил тебя.
— Ну, я и спросила себя: «Если бы я хотела что-нибудь спрятать в этом доме, так, чтобы не нашли другие, какой бы я выбрала тайник?»
— Очень логично, — отметил Томми.
— И я задумалась: куда же здесь можно прятать вещи? Одно из таких мест, конечно же, — живот Матильды.
— Прости, не понял, — сказал Томми.
— Живот Матильды. Лошадь — качалка. Я тебе рассказывала о ней. Она приехала из Америки.
— Надо же, сколько всего прибыло из Америки, — заметил Томми. — Ты сказала, что лавровишневая вода тоже оттуда.
— Ну, у лошади в животе есть дыра. Мне рассказал о ней старый Айзек. В нее набили всякую старую бумагу, ничего интересного. Но в такое место можно что-то спрятать, верно?
— Вполне.
— И, конечно, Вернаялюбовь. Я еще раз осмотрела Вернуюлюбовь. Сиденье из старой прогнившей плащевой ткани, но в нем ничего нет. Тем более личных вещей, которые могли кому-нибудь принадлежать. Вот я и вернулась к книжному шкафу и книгам. В книгах нередко прячут вещи. А мы так и не закончили книжную комнату наверху, верно?
— А я было думал, закончили, — с надеждой произнес Томми.
— Не совсем. Осталась нижняя полка.
— Ну, там немного работы. Не надо брать лестницу и спускать книги на пол.