Врата судьбы

— Ну, да. В деревне. Дарренс: Вы ведь знаете Дарренса?

— Дарренс? — рассеянно повторила Таппенс. — А, он продает пленки и все такое прочее, да?

— Правильно. Учтите, тот, который сейчас, — не старый Дарренс. Это его внук, или правнук, — не удивлюсь. Он в основном продает открытки, знаете ли, рождественские открытки и прочее. Он и фотографии делал. Где-то у него хранится целая куча старых фотографий. Кто-то к нему заходил на днях. Говорят, искала фотографию своей прабабушки. У нее, мол, была одна, но она ее то ли разбила, то ли сожгла, то ли потеряла, и хотела узнать, не сохранился ли негатив. Кажется, не нашла. Но у него где-то лежит большая стопка старых альбомов.

— Альбомов, — задумчиво проговорила Таппенс.

— Еще что помочь? — спросил Айзек.

— Подсобите слегка с Джейн, или как там ее.

— Не Джейн, Матильда. По-французски, значит, назвали.

— По-французски или по-американски, — рассудил Томми. — Матильда. Луиза. В таком духе.

— Неплохой тайник, как ты считаешь? — сказала Таппенс, указывая на отверстие в животе Матильды. Она достала потрепанный резиновый мячик, некогда красно — желтый, в котором зияла дыра.

— Это, наверное, дети, — сказала она. — Они всегда засовывают такие вещи.

— Где только не увидят дыру, — подтвердил Айзек. — Но один молодой джентльмен имел привычку оставлять здесь письма, я слышал. Будто это — почтовый ящик.

— Письма? Кому?

— Какой-нибудь молодой леди, верно. Но это было еще до меня, — как обычно, добавил Айзек.

— Что только не происходило до рождения Айзека, — сказала Таппенс, когда Айзек, установив Матильду в удобное положение, покинул их под предлогом закрытия парника.

Томми скинул куртку.

— Просто невероятно, — проговорила Таппенс, с пыхтением извлекая поцарапанную и грязную руку из зияющей в животе Матильды дыры, — сколько вещей сюда напихали, и никому не пришло в голову вычистить ее.

— А зачем кому бы то ни было чистить ее?

— И верно, — согласилась Таппенс. — Зато вот нам понадобилось.

— Только потому, что мы не сумели придумать лучшего занятия. Не думаю, что из этого что-то выйдет. Ой!

— Что случилось? — спросила Таппенс.

— Поцарапался обо что-то.

Он отодвинул руку и пошарил еще немного. Наградой ему был вязаный шарфик. Когда-то им угостилась моль, и после этого он занял более низкое общественное положение.

— Какая гадость, — проговорил Томми.

Таппенс слегка отодвинула его и, наклонившись над Матильдой, запустила в нее руку.

— Смотри не напорись на гвозди, — предупредил Томми.

— Что это?

Она вытащила свою находку на свет. Это оказалось колесико игрушечного автобуса или повозки.

— Мне кажется, — заметила она, — мы зря тратим время.

— Я в этом уверен, — сказал Томми.

— Все равно доведем дело до конца, — сказала Таппенс. — О, Боже, по моей руке ползут сразу три паука. Скоро по мне полезут черви, а я их не переношу.

— Не думаю, чтобы в Матильде оказались черви. Они любят обитать под землей и вряд ли предпочтут Матильду в роли пансионата.

— По крайней мере, скоро она опустеет, — сказала Таппенс. — Э, а это что? Надо же, коробочка с иголками. Как странно. В ней есть иголки, но они все ржавые.

— Небось, какая-нибудь девочка, не желавшая заниматься шитьем.

— Похоже на то.

— Я нащупал что-то вроде книги, — сказал Томми.

— О, это может оказаться интересным. В какой части Матильды?

— В районе аппендикса или почки, — профессиональным голосом заявил Томми. — Справа. Я расцениваю это как операцию, — добавил он.

— Хорошо, хирург. Что бы это ни было, извлекай его.

Так называемая книга, уже мало чем напоминающая таковую, могла гордиться своим древним происхождением. Ее заляпанные страницы едва держались, обложка распадалась на части.

— Похоже, учебник французского, — прокомментировал Томми.

— Ясно, — сказала Таппенс. — У меня появилась та же идея. Ребенок не хотел учить французский; он пришел сюда и намеренно потерял учебник, засунув его в Матильду. Добрая старая Матильда.

— Если Матильда стояла так, как положено, засовывать вещи ей в живот через дыру было не так-то просто.

— Только не ребенку, — возразила Таппенс. — Ему будет удобно — подходящий рост. Я имею в виду, он подлезет под нее, и готово. О, я наткнулась на что-то скользкое. На ощупь, как кожа зверька.

— Как неприятно, — сказал Томми. — Мертвый кролик или что-нибудь другое, как ты считаешь?

— Нет, оно не пушистое. Видимо, что-то противное. Боже, снова гвоздь. Эта штука, похоже, висит на гвозде. К ней прицеплено что-то вроде веревочки. Удивительно, как она не сгнила.

Она осторожно извлекла свою находку.

— Записная книжка. Да. Когда-то это была хорошая кожа, даже очень хорошая.

— Давай поглядим, есть ли в ней что-нибудь, — предложил Томми.

— Что-то есть, — сказала Таппенс и с надеждой добавила:

— Будем надеяться, пачка пятифунтовых банкнот.

— Если так, вряд ли они годятся для употребления. Они должны давно сгнить, так ведь?

— Не знаю, — сказала Таппенс. — Иногда сохраняются самые странные вещи. Тогда, по-моему, пятифунтовые банкноты делали из очень хорошей бумаги. Тонкой, но прочной.

— Может, они окажутся двадцатифунтовыми. Будет очень кстати.