Врата судьбы

— Знаете, их можно развинтить, — сказал он. — Айзек. Я часто видел, как он это делал. Переворачиваете их и начинаете откидывать крышку. Она иногда заедает; надо капнуть масла во все щели, и, когда оно впитается, поворачивать.

— Ага.

— Лучше всего перевернуть его.

— Здесь все приходится переворачивать, — пожаловалась Таппенс. — Матильду мы тоже переворачивали, прежде чем оперировать.

Несколько секунд Кэмбридж противился, но — внезапно фарфор задвигался, после чего они быстро развинтили его и сняли крышку.

— В нем, как пить дать, куча мусора, — сказал Клэренс.

На помощь пришел Ганнибал. Он любил принимать участие во всех событиях. Ничто, по его мнению, не происходило, как следует, пока он не приложит к этому руку, точнее, лапу. Роль руки у него, впрочем, чаще выполнял нос. Он потыкался носом, негромко проворчал, отошел на дюйм — другой и сел.

— Ему, похоже, это не пришлось по вкусу, — прокомментировала Таппенс, глядя на скопившуюся неприятную массу.

— Аи! — воскликнул Клэренс.

— Что случилось?

— Поцарапался. Здесь сбоку что-то подвешено на гвозде. А может, не на гвозде, но на чем-то остром. Аи!

— Гав, гав, — подсобил Ганнибал.

— Внутри что-то висит на гвозде. О, ухватил. Нет, выскользнуло. Опять поймал. Есть!

Клэренс извлек темный брезентовый пакет. Ганнибал подошел и уселся у ног Таппенс. Он заворчал.

— Что, Ганнибал? — спросила Таппенс.

Ганнибал заворчал снова. Таппенс наклонилась и погладила его по голове и ушам.

— В чем дело, Ганнибал? — спросила она. — Ты хотел, чтобы выиграл Оксфорд, а выиграл Кэмбридж? Помнишь, — обратилась она к Томми, — как мы один раз позволили ему посмотреть по телевизору соревнование по гребле?

— Да, — ответил Томми, — к концу он рассердился и принялся так лаять, что мы не могли ничего услышать.

— Но могли видеть, — уже что-то. Если помнишь, ему не понравилось, что выиграл Кэмбридж.

— Он явно обучался в Собачьем Оксфорде, — сказал Томми.

Ганнибал оставил Таппенс, подошел к Томми и одобрительно завилял хвостом.

— Ты, должно быть, угадал, — сказала Таппенс. — Ему понравилось то, что ты сказал. Сама я считаю, — добавила она, — что он обучался в Открытом Собачьем.

— На каком факультете? — рассмеялся Томми.

— Костеедения.

— Ты же знаешь его привычки.

— Знаю, — кивнула Таппенс. — Элберт однажды совершенно неосмотрительно дал ему целую кость бараньей ноги. Сначала я застала его в гостиной засовывающим ее под подушку — выгнала его в сад и закрыла за ним дверь. Когда я выглянула в окно, он подошел к клумбе, где я посадила гладиолусы, и аккуратно закопал ее там. Он, знаешь ли, очень экономно обращается с костями. Никогда не ест их, только прячет на черный день.

— А потом выкапывает? — поинтересовался Клэренс, внося свою долю в собачий фольклор.

— Наверное, — ответила Таппенс. — Когда они становятся совсем старыми и лучше бы было оставить их в земле.

— Наш пес не ест собачье печенье, — сказал Клэренс.

— Наверное, оставляет его на тарелке, — сказала Таппенс, — а сначала съедает мясо.

— Зато любит бисквитные пирожные, — добавил Клэренс.

Ганнибал понюхал трофей, только что извлеченный из недр Кэмбриджа, потом внезапно развернулся и принялся лаять.

— Посмотри-ка, нет ли кого снаружи, — сказала Таппенс. — Не садовник ли. На днях кто-то сказал мне, кажется, миссис Херринг, что она знает одного старика, который в свое время считался прекрасным садовником. Томми открыл дверь и вышел. Ганнибал последовал за ним.

— Никого, — сказал Томми.

Ганнибал заворчал, затем залаял, все громче и громче.

— Он считает, что в тех зарослях пампасной травы кто-то есть, — сказал Томми. — Наверное, кто-то разрывает кость, которую он там спрятал. А может, там кролик. Ганнибал глупо ведет себя по отношению к кроликам. Его нужно долго заставлять, чтобы он погнался за ними. Он дружелюбно к ним относится, а преследует голубей и больших птиц. К счастью, ему не удается их поймать.

Ганнибал, ворча, обнюхивал траву, затем снова громко залаял, время от времени оборачиваясь к Томми.

— Наверное, там кошка, — решил Томми. — Ты же знаешь, как он реагирует на кошек. Сюда приходит большая черная кошка и еще маленькая. Та, которую мы называем Китти — кэт.

— Она все время забирается в дом, — сказала Таппенс. — Похоже, она способна пролезть в любую щель. Прекрати, Ганнибал. Иди сюда.

Ганнибал услышал ее и повернул голову. Всем своим видом он выражал свирепость. Он взглянул на Таппенс, немного отошел, затем снова сосредоточился на пампасной траве и принялся яростно лаять.

— Его что-то встревожило, — сказал Томми. — Давай, Ганнибал.

Ганнибал передернулся, покачал головой, взглянул на Томми, затем на Таппенс и с громким лаем бросился в заросли.

Неожиданно прозвучали два резких выстрела.

— Боже, кто-то охотится на кроликов, — воскликнула Таппенс.

— Вернись, Таппенс. Вернись в КК, — велел Томми. Что-то пролетело мимо его уха. Ганнибал, встревоженный, метнулся в обход зарослей. Томми бросился за ним.

— Кто это — что это? — спросила Таппенс.

— С тобой все в порядке, Таппенс?

— Не совсем, — ответила Таппенс. — Что-то как будто бы ударило меня, сюда, пониже плеча. Что — что произошло?