Она и в самом деле будто расплачивалась за свое недавнее хорошее самочувствие и бодрость духа. Как я понял из слов сестры Крейвен, миссис Франклин ведет себя совершенно невыносимо. Бедная девушка чувствовала себя обиженной — ее вынудили отказаться от долгожданного выходного дня, который ей хотелось провести с друзьями. Но миссис Франклин с раннего утра вызвала ее, потребовала нюхательной соли, бутылок с горячей водой, каких-то особых кушаний и напитков и пожелала, чтобы сестра Крейвен не покидала ее комнаты. Жаловалась на невралгию, боли в области сердца, колики в ногах, озноб — всего не перечислишь.
Вот уж теперь могу признаться, что ни я — и никто другой — не видели серьезной причины для беспокойства. Мы все считали, что эти хвори вызваны склонностью миссис Франклин к ипохондрии.
Сестра Крейвен и доктор Франклин разделяли нашу точку зрения.
За доктором Франклином послали в лабораторию; он, выслушав жалобы жены, спросил, не желает ли она, чтобы к ней пригласили местного врача, но миссис Франклин его предложение раздраженно отвергла. Доктор Франклин сделал все, чтоб ее успокоить, приготовил для нее болеутоляющую микстуру и снова вернулся к своей работе.
Сестра Крейвен сказала мне:
— Он, конечно, понимает, что она просто капризничает.
— Вы, правда, думаете, что за этим не кроется ничего серьезного?
— Температура нормальная, пульс тоже. Нервы разыгрались, только и всего.
Девушка была раздражена, и обычная сдержанность ей изменила.
— И вообще она не выносит, когда кто-то радуется жизни, непременно вмешается и все испортит. Ей нравится, что муж вне себя от волнения за ее здоровье, а я сбиваюсь с ног; даже сэра Уильяма она ухитрилась выставить бесчувственным болваном, потому что он, видите ли, «переутомил» ее вчера. Такая вот фря.
Сестра Крейвен не считала нужным скрывать свои чувства. Думаю, миссис Франклин и в самом деле довольно бестактно вела себя с девушкой. Она принадлежала к тому типу женщин, который и у медицинских сестер и у прислуги вызывает инстинктивную неприязнь. Мало того, что эти дамы всегда причиняют кучу забот, так они еще и не слишком церемонятся с теми, кто за ними ходит.
Итак, как я уже упомянул, недомогание миссис Франклин никто из нас всерьез не воспринял.
Единственным исключением был Бойд Каррингтон, который с жалким видом слонялся по дому словно мальчишка, получивший хороший нагоняй.
Много раз я потом перебирал в уме события того дня, стараясь вспомнить хоть какой-нибудь пустяк, ускользнувший от моего внимания, какой-нибудь самый незначительный фактик. Силился как можно точнее восстановить в памяти, как вел себя каждый из обитателей «Стайлза», держался ли как обычно или выказывал признаки волнения.
Позволю себе еще раз повторить, что я помню о каждом из нас.
Бойд Каррингтон, как я уже говорил, был не в своей тарелке и ходил с виноватым видом. Сокрушался, что накануне вел себя как последний эгоист — разошелся не в меру и забыл о хрупком здоровье своей спутницы. Пару раз он сунулся наверх — узнать, как там Барбара, но сестра Крейвен, которая была совершенно не в духе, отвечала ему крайне нелюбезно, с явным раздражением в голосе. Он сходил в деревню, купил коробку шоколадных конфет. Их тотчас же вернули назад.
— Миссис Франклин терпеть не может шоколада.
Безутешный Бойд Каррингтон отнес коробку в курительную, где мы втроем — он сам, Нортон и я — в мрачной задумчивости принялись их поглощать.
Нортон, как мне теперь кажется, в то утро что-то замышлял. Он был рассеян и время от времени хмурил брови, будто ломал над чем-то голову.
Он любил шоколад, и с отсутствующим видом уплел кучу конфет.
Погода испортилась. С десяти часов зарядил дождик. Порой дождливые дни навевают грусть, но сегодня мы все почувствовали облегчение.
Около полудня Кертис снес Пуаро вниз и уютно усадил в гостиной. Вскоре появилась Элизабет Коул и принялась наигрывать ему на фортепиано его любимых Баха и Моцарта. Получалось у нее весьма недурно.
Примерно без четверти час пришли Франклин с Джудит. Она была бледна, держалась натянуто. Все время молчала, рассеянно оглядывалась вокруг. То будто погружалась в глубокую задумчивость, то выходила из нее. Франклин, подсевший к нам, выглядел утомленным и сосредоточенным на чем-то своем. И вместе с тем у него был такой вид, точно он на грани срыва.
Когда я сказал, что дождь принес нам облегчение, он торопливо проговорил в ответ:
— Да. Иногда что-то должно разразиться…
У меня создалось впечатление, что доктор Франклин подразумевал не только погоду. Как всегда неловкий в движениях, он нечаянно толкнул столик, и из коробки посыпались конфеты. Со свойственным ему смущенно-виноватым видом, он обратился к коробке и принес ей вежливые извинения.
— Ох, простите, пожалуйста.
В другое время эта сценка, наверное, рассмешила бы нас. Доктор быстро нагнулся и собрал рассыпанные конфеты.
Нортон его спросил, не слишком ли он переутомился сегодня утром. На лице доктора вспыхнула улыбка — живая, заразительная, мальчишеская.