Врата в преисподнюю

Илья продолжал стоять, словно истукан, но лицо его постепенно приобретало осмысленное выражение. Мне даже показалось, что он начинает трезветь ускоренными темпами.

— Извините, что мы нагрянули так внезапно… — пробовала растормошить моего друга Таня, но не успела она закончить фразы, как калитка открылась и в свете фар возникла мать Ильи.

— Илюша, ты где? — робким, испуганным голосом спросила она.

— Здравствуйте, Марья Григорьевна!

В отличие от Ильи, его мать узнала меня сразу.

— Андрюша! Ты? — непритворно радостно воскликнула она, а при виде двух девушек лицо женщины засветилось от радости. Ведь каждую из них она воспринимала, как потенциальную невесту для сына. Несомненно, подумала, что я, наконец-то, решил сдержать неоднократно даваемое обещание и сейчас явился в гости с единственной целью — женить ее нерадивого отпрыска.

— Что ж ты гостей на улице держишь? — набросилась на Илью. — Нажрался, как свинья… — Внезапно осеклась и обернулась к девчонкам. — Вы его извините, он не всегда такой… Сейчас — каникулы, отпускные еще не выдали, в город поехать не может, вот и сидит дома. А тут, какие развлечения? С тем сто грамм, с тем сто грамм… Проходите…

Веранда, в которой Илья обитал в теплое время года, представляла собой жалкое зрелище. Хоть Марья Григорьевна и пыталась заслонить собой царивший там беспорядок, я успел заметить разворошенную по топчану постель, грязную посуду на столе и кучу окурков, валяющихся, где попало. Затхлый, устоявшийся запах табака в вперемешку с всепроникающими сивушными испарениями, создавал неописуемый аромат.

Дабы не задохнуться, мы быстро проскользнули сквозь своеобразную газовую камеру и оказались в уютной гостиной с мягким диваном, креслами и до безобразия чистым ковром под ногами.

Илья с матерью задержались на веранде и, сквозь неприкрытую дверь слышали неразборчивое ворчанье Марьи Григорьевны, иногда прерываемое лаконичными репликами моего однокурсника.

Мы сидели молча и чувствовали себя ужасно неловко. Даже Рыжая забилась в уголок кресла, и создавалось впечатление, что она о чем-то напряженно размышляет, что само по себе было невероятным.

— Наверное, мы не вовремя… — робко подала голос Татьяна, и я поспешил ее заверить, что в любое иное время мы застали бы точно такую картину.

— Илья выглядит заторможенным потому, что не привык общаться с женщинами, а мать распекает его за не совсем парадный вид, так как в любой представительнице слабого пола видит потенциальную невесту, — объяснил я, и в комнате снова зависла тишина.

Наконец, минут через двадцать, дверь отворилась, и на пороге возник Илья. Выглядел он посвежевшим. Волосы мокрые, чувствовалось, что он пытался придать им божеский вид, новая рубашка с не разглаженными изгибами от упаковки, чистые брюки, трезво-растерянное выражение на лице.

Марья Григорьевна приняла радикальные меры по созданию его положительного имиджа.

— Сейчас мать приготовит ужин, — несмело промолвил он и примостился на краешке дивана.

На девушек Илья старался не смотреть, и его глаза беспомощно перебегали с предмета на предмет, не зная, на чем остановиться.

— Расслабься и будь попроще, — попробовал приободрить его. — Они не кусаются.

Илья тяжело вздохнул и, впялившись в пол, окончательно скрылся в собственной ракушке.

— Андрюха, твой дружбан случайно не заболел? — подала голос Рыжая. — Что-то видок у него не ахти…

— Увидела б себя с бодуна, — встал на защиту друга.

— А… — понятливо протянула Лана. — Тогда — дело поправимое…

Чтобы немножко растормошить приятеля, я предложил Илье выйти покурить.

Он даже подскочил от радости. Схватил меня за рукав и едва ли не силком вытащил из комнаты.

В темном дворе, наедине со мной, Илья сразу превратился в нормального человека.

— Что за подруги? — спросил он.

— Одна — научный сотрудник из Киева, интересуется Монастырищем. Вторая — так, решила попутешествовать. Жениха ищет…

— Так вы на Монастырище приехали?

— Куда же еще?

Дверь скрипнула, отворилась, вышла Татьяна.

— Садись, покурим, — предложил я.

— Потом, — отмахнулась девушка, быстро прошла бетонной дорожкой к калитке, и мы услышали, как на улице хлопнула дверца автомобиля.

Вскоре Татьяна вернулась обратно, неся в руках внушительный сверток.

— А она — ничего… — проводил ее восхищенным взглядом Илья.

— Угу, — согласился я. — А ты чего так нажрался?

— Да я уже почти трезвый…

— Ребята, кушать! — раздался с веранды голос Марьи Григорьевны.

Мы выбросили истлевшие окурки и поднялись со скамейки. Раскованность Ильи мгновенно испарилась, и он двигался к дому, словно осужденный к смертной казни на эшафот.

Веранду было не узнать. Дорожки убраны, пол подметен, постель аккуратно сложена, на столе свежая скатерть, на ней блюдо с салатом, свежая яичница на сковороде, на отдельных тарелках тоненько порезанная "салями", рыбные и мясные консервы. Последнее, как я понял, из Таниного свертка.

— Извините, что так скромно… — оправдывалась Марья Григорьевна. — Мы ведь не знали, что вы приедете. Завтра Илья курочку зарежет…

— Не волнуйтесь, Марья Григорьевна, все нормально. Это вы нас извините, что так внезапно и без предупреждения…