Врата в рай

— Люди, обсуждая свои фантазии, нередко говорят только о том, что допустимо, — заявил он, усаживаясь обратно за стол. Он не пил, только попыхивал трубкой. — Они говорят штампами, но вовсе не о том, что на самом деле себе представляют. Как думаешь, скольких твоих одноклассников обуревают аналогичные фантазии?

— Ну, обычно я представлял что-то из древнегреческой мифологии, — ответил я. — Мы все были юнцами, жившими в огромном греческом городе, и каждые несколько лет семерых из нас — ну, как в мифе о Тезее — отправляли в другой город в сексуальное рабство. — Я глотнул еще немного виски и продолжил: — Это был древний священный обычай. Но несмотря на всю почетность быть избранным, все мы немного страшились этого. Нас отводили в храм, и жрецы в своем напутствии говорили о необходимости подчиниться всему, что может произойти в том городе, а наши половые органы посвящаются богам. И так было из поколения в поколение, но мальчики постарше, которые уже через все это прошли, никогда не рассказывали нам, что нас ждет. Как только мы прибыли в другой город, с нас сняли одежды и выставили на продажу по наивысшей цене. Служить мы должны были несколько лет. Считалось, что мы приносили удачу купившим нас богатым людям, так как олицетворяли собой плодородие и мужскую силу, совсем как Приап в римском дворике, Герма на дверях в Греции.

Как странно и непривычно было рассказывать все это даже такому прекрасному слушателю, как он. И тем не менее он явно не выглядел шокированным.

— Хозяева нас холили и лелеяли. Но мы не были для них людьми. Мы были полностью подневольными, игрушками в их руках. — Тут я сделал еще глоток, подумав, что, может, это и к лучшему: дать выход всему, что накопилось. — Я хочу сказать, нас били, морили голодом и к нам применяли сексуальные пытки. А еще водили через весь город на забаву хозяину, заставляли стоять в воротах в состоянии полового возбуждения к вящему удовольствию прохожих. Примерно так. Мучить нас было своего рода религиозным обрядом, а нам надлежало скрывать наши страхи и чувство унижения.

«Неужели я все это сказал?»

— Убийственная фантазия, — вполне искренне произнес Мартин, задумчиво приподняв брови. — Все наилучшие составляющие. Ты не только получил «отпущение» и позволение получать удовольствие от перерождения, но и придал всему этому религиозную окраску. Прекрасно.

— Но послушайте, мой ум напоминает мне цирк, где одновременно идут представления на всех трех аренах, — покачал я головой и, не выдержав, рассмеялся.

— Что вполне типично для садомазохистов, — объяснил он. — Мы все немножко «цирковые животные».

— Но здесь должны быть рамки, — ответил я. — Очень четкие. Даже речи быть не может, чтобы делать это под давлением. И все же принуждение обязательно должно присутствовать.

Я поставил пустой стакан на стол, и мой собеседник тотчас же поднялся, чтобы наполнить его.

— Я просто хочу сказать, что в хорошей фантазии должны одновременно присутствовать и согласие, и принуждение, — объяснил я. — И должно быть унижение на фоне тяжелой внутренней борьбы, когда одна часть тебя хочет этого, а другая — нет. И тогда можешь принять полную деградацию и даже полюбить это чувство.

— Вот именно, — подтвердил Мартин.

— Мы были объектами презрения и одновременно преклонения. Мы были загадкой, нам никогда не дозволялось говорить, — продолжил я свой рассказ.

— Просто бесценно, — прошептал он.

Интересно, что же на самом деле он услышал за те долгие часы, что продолжалась наша беседа? Может быть, только одно: я такой же, как тысяча других мужчин, которые прошли через эти двери.

— А твой хозяин, мужчина, что покупает тебя в том греческом городе, — спросил он, — как он выглядит? Что ты к нему чувствуешь?

— Вы будете смеяться, но он влюбляется в меня, а я в него. Роман в оковах. Но в конце любовь торжествует.

Но Мартин не стал смеяться, а лишь понимающе улыбнулся и снова принялся попыхивать трубкой.

— Но, полюбив, он ведь не перестал наказывать или использовать тебя?

— Нет. Никогда. Для этого он слишком хороший гражданин. Но есть еще что-то… — Тут я почувствовал, как сильно бьется сердце. Какого черта мне надо все выкладывать?!

— Слушаю тебя.

Я вдруг ощутил растущее беспокойство, легкое смущение по поводу причины, которая привела меня сюда.

— Ну, понимаете, там была еще женщина, в моих фантазиях…

— Хмм, — хмыкнул он.

— Думаю, это жена хозяина. Ну, я знаю, что это так. Иногда она меня возбуждает.

— Что значит «возбуждает»?

— Нет. Я не хочу иметь дело с женщинами, — сказал я.

— Понимаю, — улыбнулся Мартин.

— Существует тысяча причин. почему ты выбираешь мужчину или женщину как партнера для любви, сексуального партнера. Так ведь? И кажется очень непривычным, когда ты не можешь переступить эту черту.

— Нет, все уже будет по-другому, — ответил он и спросил: — И ты был с женщинами так же, как с мужчинами?

— Да, и очень часто, — кивнул я.

— И та женщина из фантазии?

— Да. Черт бы ее побрал! Не знаю, почему вдруг вспомнил о ней. Я, похоже, ждал от нее жалости и нежности, и она увлеклась мной — рабом своего мужа, но она оказалась еще хуже.

— Чем хуже?