Врата в рай

Я развернула ее лицом к себе и бросила на нее строгий взгляд. Она склонила голову, копна белых волос рассыпалась по плечам.

— Я буду очень занята и хочу, чтобы Диана поработала, — заявила я.

Я почувствовала, что мои слова потрясли ее. Наиболее сладостными для нас были свидания после разлуки.

И поздний вечер — наилучшее время. И она, конечно, прекрасно это знала.

— Лиза, граф Солоский как раз здесь. Он уже спрашивал про Диану, но получил отказ.

Хорошо. Это что, тот самый граф Солоский, который хочет сделать из нее международную звезду?

— Тот самый, — ответил Дэниел.

— Тогда преподнесите ее ему как подарок: перевяжите лентой. Ну, что-то в этом роде.

Диана бросила на меня испуганный взгляд, но сумела взять себя в руки.

— Если он не захочет ею воспользоваться, отправьте ее в бар. Пусть работает там допоздна.

— Лиза, она что, чем-то не угодила тебе?

— Вовсе нет. Меня просто укачало в самолете. Мы битых два часа кружили над островом.

Тут неожиданно зазвонил телефон.

— Лиза, ты нужна мне в офисе, — услышала я голос Ричарда.

— Ричард, я только-только приехала. Дай мне двадцать минут — и я там, — ответила я и повесила трубку.

Диана и Дэниел наконец-то ушли. Тишина. Какое счастье!

Я глотнула холодного джина и снова открыла папку.

«Эллиот Слейтер, Беркли. Калифорния.

Прошел подготовку в Сан-Франциско под руководством Мартина Халифакса».

Все эти места — Беркли, Сан-Франциско, где на меня была наложена епитимия, называемая отпуском, я не считала своим домом. Нет. Просто вехи на долгом пути, который привел меня на этот самый остров, в эту самую комнату.

Словно окоченев, я вдруг вспомнила все. Все с самого начала. И тогда в моей жизни еще не было Мартина Халифакса.

Я увидела номер отеля, где впервые занималась любовью, если это можно так назвать.

Вспомнила жаркое, запретное любовное свидание, запах кожи, сладкое чувство свободы. Разве можно хоть что-то сравнить с тем первым жаром? А до того долгие часы, проведенные в мечтаниях: о безжалостной хозяйке, о жестоком хозяине, о некоем действе, состоящем из наказания и подчинения, но без реальной боли. Я грезила, не осмеливаясь рассказать об этом ни одной живой душе, а потом встретила Барри, чем-то похожего на романтического героя из дешевого романа, по крайней мере такого же красивого, причем встретила в университетской библиотеке в Беркли, в паре кварталов от моего дома, и он мимоходом поинтересовался, какую книгу я читаю. Это была книга о мрачных фантазиях мазохистов, записанных их психиатрами, что доказывает… Что? Что такие люди, как я, существуют, люди, которые хотят, чтобы их связывали, наказывали, мучили во имя любви.

А потом его шепот во время обычного первого свидания, его слова, дескать, это именно то, что он хочет и умеет делать, причем делает хорошо.

По уик-эндам он работал коридорным в маленьком, но элегантном отеле в Сан-Франциско, и мы могли отправиться туда прямо сейчас.

«Только если ты действительно этого хочешь», — сказал он тогда, и от волнения у меня зазвенело в ушах — даже поцелуи оставляли меня более равнодушной.

Мне было так страшно подниматься по мраморным ступеням — мы не могли воспользоваться лифтом в холле, — а когда он отпирал дверь маленького темного номера, я чувствовала себя преступницей, соучастницей. И все же это было именно то, чего я так хотела. Незнакомая обстановка. А еще твердость, его умелое руководство, его безупречное чувство ритма, умение вовремя останавливаться и одновременно мягко добиваться своего.

Это была страсть, пламя которой потухло довольно быстро, так как мы были с ним едва знакомы.

Я и сейчас не могу вспомнить его лица. Помню только, что он был привлекательным, молодым и пышущим здоровьем, как любой другой парень из Беркли, и я знала дом и улицу, где он жил.

Но именно такая анонимность и придавала остроту нашим отношениям. То, что мы были двумя животными, двумя безумцами, которые практически ничего не знали друг о друге. Тихая юная шестнадцатилетняя школьница, слишком серьезная для своего возраста, и мальчик из колледжа, на два года старше, который читает Бодлера, произносит загадочные фразы о чувственности, курит забавные сигареты марки «Шерман» (их можно заказать только у производителя), хочет того же, чего и я, имеет время и место для этого, а еще владеет технической стороной дела.

Мы могли бы создать прекрасный, хоть и нестройный дуэт. А риск? Было ли все так страшно? Нет, это было лишь опасным подводным течением, исчезающим на исходе ночи, когда я, вконец выжатая и молчаливая, проскальзывала вслед за ним через заднюю дверь, испытывая невероятное облегчение оттого, что ничего «ужасного» не произошло, что он не был душевнобольным. Риск вовсе не был пряностью, он был той ценой, что мне приходилось тогда платить.

В нашем Клубе не требовали такой цены… И это его огромная заслуга, смысл его существования. Здесь еще никому и никогда не сделали больно.