Врата Валгаллы

Ренн забился в тень своего угла, выглядя при этом настолько нарочито обособленно, что разом привлек общее внимание. В особенности забавников. Танно Риккен ради этого дела даже развернулся на своей койке головой в изножье. Тринадцатый, тварь наименее деликатная из всех, немедленно сделал вид, будто именно сейчас наконец понял, где отведено ему спальное место, запрыгнул на койку Ренна и, громко урча, тыкался под руку мордой. Рубен был почему-то совершенно уверен, что как минимум одним хитрым желтым глазом бобтэйл при этом косит в монитор.

Единожды Улле мягко турнул кота, но, даже свалившись с койки, тот сделал вид, будто не понял, и снова вспрыгнул к Ренну, лапами на грудь.

— Сколько их у тебя, Первый? — спросил с соседней койки Гектор Трине. — Двадцать?

— Нет, — хихикнул Эно Риккен. — Но она явно строчит не по письму в день. Это не благочинная переписка, это, я бы сказал... чат какой-то!

Притиснув Тринадцатого локтем, чтобы хоть как-то его обездвижить, Улле выключил считыватель и раздраженно объяснил зубоскалам, куда бы им пойти и каким образом удовлетворить чувство юмора. Потом вернулся к своим письмам. Видны были только ноги от колен, да смутно белел хвост бобтэйла, навязывающего пилоту свое общество.

Поусмехавшись на них из своего угла, Рубен Эстергази сел разбираться с собственной почтой.

В директории обнаружились четыре файла. Никто его не забыл и не уклонился от святой обязанности поддержать воина. Дед, отец, матушка и некто, подписавшийся одной К.

С Кирилла станется. Ради одного удовольствия держать криптослужбы в черном теле, Император вполне способен состряпать неудобоваримый текстик и даже потратить на него времени сверх того, что у него отнесено на «дружбу». Как сам Рубен уважал и ценил отца, и готов был выпрыгнуть из кожи вон ради одного одобрительного взгляда, так Кир с детства тянулся за ним самим. Иногда это выглядело даже провокационно. При всем при том собственные «наступания в лужи» бесили Кира изрядно, что выливалось в ряде напоминаний в смысле «кто тут хозяйствует». И когда Император сидел на планете, а Рубен — на внешней орбите системы, это его свойство не создавало совершенно никаких неудобств.

Письмо от Адретт он проглядел, рассеянно улыбаясь: жанром мать владела в совершенстве. Письмо молодой матери взрослому сыну: очаровательное, легкое, отнюдь не пустое, исполненное уверенности, что «мальчик» не станет зря лихачить и ссориться с «другими детьми». Рубен не помнил совершено точно, когда Адретт приняла этот тон, по он уже вполне присутствовал, когда он исполнял при матери обязанности шофера... Или партнера по танцам па корпоративных и светских вечеринках, чтобы, как она со смехом признавалась, подразнить преобладающих там леди «среднего» возраста. Тон этот, к сожалению, предусматривал обязательный досмотр армейской почты на предмет государственных тайн.

Ознакомившись со всем комплектом, стандартным как по составу, так и по содержанию, Рубен потянулся и сцепил руки за головой. Улле швырнул в Риккена подушкой, но в того не попал, а угодил в Далена. Магне на своей верхней койке мучился с операцией, почти невозможной, а именно — с. помощью стандартного армейского считывателя пытался перевести зарплату на погашение родительского кредита. Со всей возможной флегмой он сунул снаряд себе под спину, и Ренну пришлось сбрасывать кота, топать через весь отсек — что громко сказано! — и с применением силы изымать свое.

Взгляд сам собой сосредоточился в одной точке. Шельмы хохмили и препирались где-то за пределами невидимой сферы, окружавшей комэска, когда тому удавалось «закрыться».

Он хотел другое письмо. Сожаление было неожиданно острым, и даже болезненным, словно в подвздошье вогнали гвоздь. Или в висок. Сколь угодно краткое письмо, может быть — из одной подписи. Вот как Кир кодирует себя единственной буквой.

Ты даже не знаешь, станет ли она ждать. Какие, в общем, у тебя на это права? Это вон Гринлоу успел. Позаботился, и вернется домой, будучи в своем праве. А у нее — свой комплект обстоятельств, исходя из которых она... Когда ты спустишься с небес, возможно, найдется какая-то совершенно другая девушка. Тебя удивляет собственное сожаление?

Едва только Рубен начал понимать суть отношений мужчин и женщин, его изучающий взгляд сразу обратился на мать и отца. Мягкая взаимная снисходительность и ирония, и ощущение, что они — вдвоем, даже будучи порознь, заставляли его и для себя в перспективе желать того же. И вот только сейчас его озарило, что принцип обрел лицо. И имя.

В «мужском» разговоре — инициатором которого, как Рубен догадался позже, несомненно была Адретт — отец предупредил быть «особенно осторожным» с той, кого мужчина с именем Эстергази посадит себе на шею. По крайней мере, чтобы после не сожалеть. Учитывая имущественные права и длительные командировки. Во всяком случае, повидав изрядное количество «драматических див», «задорных хохотушек» и «глянцевых обложек», Рубен достаточно легко распознавал «девушку с удочкой».