Врата вечности

Туди Вейж чтил заветы предков. Tradidit mundum disputationibus. Споры погубили мир. Так они утверждали, и были правы. Вейж не собирался спорить ни с кем, а особенно с диким африканским духом, один взгляд которого внушал ему невольный страх.

И армии, взявшие резиденцию главы Совета XIII в кольцо, наподобие удава, свернувшегося вокруг настигнутой им жертвы, не стали сжимать своих стальных объятий. Они могли раздавить врага, как скорлупу гнилого ореха. Но именно поэтому не стали этого делать. Туди Вейж — упиваясь своим великодушием, а гамадриада Дапн — лелея мысли о своем будущем счастье.

Но Киангу рассуждал иначе. Он был воспитан в духе военных традиций великого древнего Китая, и не понимал, как можно остановить разящий меч, если враг не встал на колени и не молит униженно о пощаде. А вместо этого Джеррик предъявил условия, которые были приняты. Следовательно, Джеррик мог решить, что его враги слабы. И за то время, которое ему даровали, придумает какой-нибудь хитроумный план, который его спасет. И погубит осаждавшие его резиденцию армии.

Мучаясь этими мыслями, Киангу нашел Тафари. Нгояма грелся у крохотного костра, который он развел из веток деревьев, чтобы согреться. Он с грустью смотрел на небо над своей головой. Небо было бледным, а звезды далекими и холодными. И небо, и звезды были чужими и чуждыми африканскому духу. Он тосковал по Африке.

Киангу вежливо поклонился ему и молча сел рядом. Тафари сразу заметил, что командующий терракотовой армией чем-то озабочен, но не решается высказать это. И сказал:

— Я слышал, Киангу, что в Китае бьют по траве, чтобы вспугнуть притаившуюся в ней змею. Разве ты родом не из Китая?

Ободренный Киангу спросил:

— Тафари, ты уверен, что Джеррик не скрывал за улыбкой кинжал?

Тафари задумался. Он понял, о чем хотел спросить Киангу. Его и самого беспокоила слишком легкая сговорчивость Джеррика. Когда он вызвался передать ультиматум, то ожидал что угодно, только не этого. Но сообщение, что Могущественный жив, ослепило его разум. А после вопроса Киангу нгояма словно снова прозрел.

— Ты думаешь, что Джеррик обманул меня? — грозно спросил Тафари. Но злился он на себя, а не на Киангу. И тот понял это.

— Война — это путь обмана, — кивнул Киангу. — Так утверждали великие китайские полководцы прошлого. А еще они говорили, что надо делать безумные жесты, не теряя равновесия.

— И ты считаешь, что час времени, который мы дали Джеррику — это благородный, как сказала бы повелительница Дапн, но безумный жест?

Киангу, помедлив мгновение, кивнул. И покаянно сказал:

— Я виноват, что проявил слабость и не высказал своего мнения на военном совете, когда обсуждали предложение Джеррика. Но меня с юности учили, что сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего, а лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь. И я подумал…

— Не вини одного себя, — дружески положил руку на его плечо нгояма. — Мы оба виноваты. В Африке говорят, что шипы сами не ранят, это ты ранишься о шипы. Джеррик обманул нас, потому что мы ему поверили. Но еще не поздно все исправить. В деревню одноногих идут на одной ноге. Поступим так же и мы. Поднимай свою армию! А я поведу на приступ свою.

— Но я должен получить приказ от повелителя Вейжа! — воскликнул Киангу.

— Ты прав, — согласился Тафари. — Иди к нему и попытайся его убедить.

— А ты? — с тревогой спросил Киангу, поднимаясь от почти затухшего костра. — Ты не пойдешь к повелительнице Дапн?

Тафари тоже встал. И, наступив на догорающие угли голой ногой, чтобы доказать собеседнику свое мужество, он заявил:

— Мне не нужен чей-то приказ, чтобы идти спасать своего повелителя!

Киангу вежливо поклонился. И поспешил отойти. Даже если бы китайскому военачальнику не требовался приказ туди Вейжа, он не мог начать битву без заранее составленного стратегического плана, в котором противнику была бы приготовлена какая-либо ловушка или военная хитрость. И в этом, как Кианг искренне считал, было его преимущество искушенного воина перед диким африканским духом.

А Тафари уже подозвал к себе вождей народов вабиликимо, итове и абатва, которые охотно подчинились ему в этом походе. И сказал им:

— Пришла пора доказать свою верность Могущественному!

Вожди издали воинственный клич, который подхватили остальные духи, потрясая копьями и луками.

Воины терракотовой армии, разбившие свой лагерь поблизости, угрюмо молчали. Они были готовы пойти в бой, но покорно ждали приказа, зная, что за непослушание их ждет немедленная смерть.

Гамадриада услышала крики африканских духов и поспешила подойти.

— Что происходит, Тафари? — встревоженно спросила она. — Или ты забыл, что шумные воды далеко не унесут? Так говорят африканские мудрецы.

— Но не воины, — гордо ответил Тафари. — Я приказал начать штурм.

— Но час еще не миновал, — робко напомнила Дапн.

— Подлый Джеррик хочет всех нас обмануть, — заявил Тафари. — Мне сказали об этом тени моих предков, когда я смотрел на пламя костра. Могущественный в опасности!