— Скорее, метафизика, — авторитетно поправил ее Альф. Он много думал об этом и пришел к определенным выводам. — То, что лежит за пределами физических явлений. Эту область философии изучали Аристотель, Платон, Гегель и многие другие великие умы человечества. Но лично я думаю, что это не наука, а лженаука. Она погружает разум человека во мрак, из которого нет выхода.
— Тогда все понятно, — кивнула Оливия. — Твой таинственный незнакомец просто сошел с ума. Говоря твоими словами, его разум погрузился во мрак.
— Видимо, так, — согласился юноша. И искренне посочувствовал: — Бедняга!
— Но нам-то с тобой от этого не легче, — заметила девушка. — И даже хуже. Никогда не знаешь, что можно ожидать от безумца.
Они замолчали, осмысливая то, что наговорили.
— А еще он сказал, что в этой камере когда-то провели ночь перед казнью мои родители, — вдруг вспомнил Альф. — И казнь такая ужасная — их сбросили в жерло действующего вулкана. Средневековье какое-то!
— Надо же такое придумать! — воскликнула Оливия. — Я же говорю, что твой незнакомец просто…
Но девушка не договорила. Каменная стена внезапно раздвинулась, и в камеру вошел Джеррик. Кобольд был взбешен. Он распорядился поместить девушку в камеру к внуку Фергюса, надеясь узнать из их разговора что-нибудь новое о золотом диске. А вместо этого они пустились в туманные рассуждения и даже оскорбили его, назвав безумцем. Однако Джеррик, из опасения показаться смешным, пытался скрыть гнев. По этой же причине он не забыл о своем облике. Альф увидел все того же атлетически сложенного мужчину средних лет с умным и волевым лицом. А перед Оливией предстал убеленный сединами старец благородной внешности, глаза которого выражали порицание.
— Audiatur et altera pars, — произнес он с укором. И внушительно повторил, чтобы они его поняли: — Следует выслушать и противную сторону.
Юноша и девушка, смутившись, поднялись с ложа, на котором лежали.
— Простите нас, — сказал Альф. — Мы не знали, что вы нас слышите.
— А вообще-то, подслушивать нехорошо, — заметила Оливия. — Мне всегда это говорила бабушка.
— Beata stultica, — назидательно произнес Джеррик. И опять повторил: — Блаженная глупость.
— Да, вы правы, о вкусах не спорят, — коварно согласилась Оливия.
Джеррик нахмурился, но сдержался.
— Cujusvis hominis est errare; nullius, nisi insipientis in errore perseverare, — сказал он, что на древнем языке духов означало «каждому человеку свойственно ошибаться, но только глупцу свойственно упорствовать в ошибке». Однако на этот раз он не стал переводить свою фразу, а повелительным жестом указал Оливии на открывшийся в каменной стене проем. И потребовал: — Выйди! Мне надо сказать юноше наедине несколько слов.
Оливия с тревогой в глазах посмотрела на Альфа. Тот ободряюще улыбнулся ей и спросил:
— Оливия еще вернется или вы отпустите ее?
— Вернется, — хмуро буркнул Джеррик.
— Оливия, выйди, пожалуйста, — попросил Альф. — Ненадолго.
И девушка послушалась.
— Я вернусь, — шепнула Оливия, целуя на прощание Альфа. — Мне еще очень многое надо тебе сказать!
Когда девушка вышла, Джеррик, перестав себя сдерживать, злобно прорычал:
— Я даю тебе последний шанс, внук Фергюса! Ты напишешь своему деду письмо. И попросишь его вернуть золотой диск в обмен на ваши с девчонкой жизни. Иначе…
— Что иначе? — побледнев от гнева, тихо спросил Альф.
— Вы оба умрете. Но она первой. А ты будешь слышать, как она мучается перед смертью.
Альф сжал кулаки. И Джеррик невольно попятился к выходу под его яростным взглядом. На кобольда смотрели глаза уже не человека, а разгневанного эльфа. На мгновение Джеррику даже показалось, что он видит перед собой Фергюса, но только помолодевшего лет на двести.
— Я уже говорил тебе, что ты тоже умрешь, — произнес Альф. — А сейчас добавлю: и очень скоро.
В голосе юноши прозвучала такая убежденность, что Джеррик вздрогнул. Он вышел, ничего не ответив. Каменная стена снова пришла в движение.
— Ты обещал, что Оливия вернется! — крикнул юноша, пытаясь удержать двигавшийся камень.
— Я солгал, — раздалось сквозь узкую щель, которая еще оставалась между каменными глыбами. — А ты не забудь — у тебя остался только один день. Последний день!
Камень встал на место, и все звуки стихли.
Альф обхватил голову руками и глухо завыл, словно волк в полнолунье. В эту минуту в нем не было ничего человеческого. Впервые в жизни эльф взял в нем верх над человеком. И если бы Джеррик увидел юношу сейчас, то содрогнулся бы от ужаса. И, возможно, пожалел бы о том, что он сотворил.
Мысль о том, что он совершил ошибку, преследовала Фергюса на всем пути от острова Эйлин-Мор до Берлина. Но эльф долго не мог понять, что он сделал не так. И только когда он выходил из самолета, уже в аэропорту столицы Германии, его словно озарило.