Врата. Выжженная земля

Целых два месяца я с двумя товарищами искал их лагерь. Нас было трое, а их десять, но внутри нас горел огонь мести. Нам удалось освободить четверых девушек, включая Дару, которых они похитили, и уничтожить лагерь. Все, что я оставил после них – выжженную землю. И я буду жечь ее до тех пор, пока не сгорит вся зараза. Только так можно спасти девушек от горькой участи стать рабыней в руках кучки безумных мужиков.

Физически Дара особо не пострадала, хоть и была сильно истощена, но ее психика окончательно пошатнулась. Смерть родителей и так оставила в ее душе неизгладимый след, а издевательства бандитов ее окончательно добили. Я пытался окружить ее заботой, но она недели две шарахалась даже от прикосновений и почти не разговаривала. Я понимал, что от моей любви почти ничего не осталось, но я хотел ее вернуть. Я надеялся, что смогу привести Дару в чувства, она начнет улыбаться и я снова ее полюблю, как прежде. Я не знаю, почему я так сильно цеплялся за свою первую любовь, наверное, так у многих бывает, но я хотел, безумно хотел возродить наши чувства. Потихоньку Дара приходила в чувства, уже не вздрагивала от прикосновений, начала разговаривать, у нас был секс. Только улучшение ее состояния оказалось иллюзией. Спустя полтора месяца после ее вызволения Дара предложила сходить на ужин к тете. Мы часто ходили к ним в гости, так что я ничего не заподозрил. У нас был чудесный ужин с тетей и дядей, Дара много говорила, улыбалась, обнимала двоюродных брата и сестру. Я так обрадовался, что она больше не грустит, что даже не забыл, насколько веселость ей не свойственна. Когда мы вернулись домой, Дара заметила, что забыла мамин шарф дома у тети и попросила сходить меня за ним прямо сейчас. Я предложил сходить за ним завтра, но она начала трястись от истерики и умоляла меня забрать его сегодня. Не желая ее расстраивать, я не торопясь пошел к тете Ванде. Вечер был теплым, приятным, спешить не хотелось. Сколько раз я пожалел потом о своей неторопливости! Когда я пришел к тете Ванде и сказал ей о шарфе, она посмотрела на меня с удивлением.

«Дара же спрятала его в сумочку перед выходом. Я своими глазами видела!» – сообщила мне тетя Ванда.

Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга, пока побледневшая тетка мне не прошептала «Беги!». Я все понял. Сомнений не было. Я бежал так, что легкие жгло. Вот только все зря, я опоздал. Когда я ворвался в наш дом, Дара уже висела безо всяких признаков жизни, там же, где прежде повесилась ее мама – на балке в гостиной, задушенная шарфом. Не веря, я вытащил ее из петли, Дара была еще теплой, но ее сердце прекратилось биться. Я на руках потащил ее к маме Лии – единственному человеку, который мог бы сотворить чудо. Мы жили на окраине и до дома мамы Лии было рукой подать. Она была в саду и выбежала мне навстречу. Я просил ее спасти Дару, но мама Лия, оглядев ее, только покачала головой и разрыдалась.

«Я не умею воскрешать мертвых… – ее слова навсегда врезались мне в память. – Ох, Сэм, если бы я только могла!.. Мне так жаль…»

Мама Лия стала первой, кто пролил слезы над телом Дары. Мы сидели посреди дороги – рыдающая мама Лия и я не верящий в случившееся с головой Дары на моих коленях и сжимающий ее холодеющие руки, когда к нам прибежала тетя Ванда. Слез стало в два раза больше.

Дома я нашел предсмертную записку Дары в которой она извинялась, просила жить дальше счастливо и рассказала, что не может жить со столь непосильным грузом. Воспоминания о насилии отравляли ее жизнь, но не только они стали причиной ее самоубийства. Она забеременела от одного из бандитов и не смогла смириться с этим. Дара написала, что не могла ни избавиться от ребенка, так как для нее аборт был неприемлем, она считала его аморальным, ни воспитывать его, поэтому решила уйти вместе с ним.