Ивар, отец Кая-Томми, в молодости играл в первом дивизионе. Кай-Томми прожужжал об этом уши всем, у кого они есть. И старший брат его тоже талантливый футболист. Выступает за юношескую сборную города и начал потихоньку тренироваться с первым дивизионом. Но главным его тренером был и остается отец. Когда он изредка снисходит до наших матчей, то не машет, не хлопает, не вскакивает на ноги и не кричит «Молодцы, ребята, вперед!», как делают все остальные родители, даже если мы не в ударе. Нет, он молча стоит на одном месте и все видит. Кай-Томми под его взглядом надрывается, как раб на галере, и вдвое чаще орет на нас, раззяв и бестолочей кривоногих, особенно на меня.
По дороге домой после одного такого матча, когда Кай-Томми заявил, что я гожусь только для настольного футбола и вообще позор команды, Лена решила объяснить мне, что к чему.
– У Кая-Томми из-за футбола огромный комплекс неполноценности, Трилле.
– Какой еще комплекс? – спросил я сердито.
Я был до того зол на Кая-Томми, что у меня пар из ушей валил: он чуть до слез меня не довел!
– У них в семье культ футбола. Важнее футбола для них ничего на свете нет. Брат Кая-Томми – футбольный отличник и звезда, а сам он играет на четверочку и на большее не тянет.
– Он лучший игрок команды, – сказал я мрачно, но твердо.
– Пф, – фыркнула Лена. – Он орет на всех как резаный, поэтому все думают, что сам он ас. Да, удар у него сильный. Но техника слабовата.
Техника? Где Лена нахваталась таких слов?
– Но… – промямлил я.
– Кай-Томми середнячок, Трилле. И отец наверняка от него не в восторге.
Больше Лена ничего не сказала, но с того дня мне стало полегче, я не так обижался на вопли Кая-Томми. У него комплекс неполноценности, вспоминал я, когда он кричал на меня. И техника слабовата.
Но сейчас я понял, что отныне на футболе все пойдет по-новому. Отец Кая-Томми стоял в центре поля. Ногой он прижимал мяч и методично крутил его на месте. В черном спортивном костюме, с черными блестящими волосами, гораздо худее других пап, – выглядел он угрожающе.
Кай-Томми храбрился и сдувал со лба челку. Комплекс неполноценности будет цвести махровым цветом каждую тренировку, понял я.
– Спорим, эта красотка заставила Акселя уйти из тренеров, чтобы он каждый вечер водил ее в кафе, – пробормотала Лена.
Мы не любим девушку нашего бывшего тренера. Она такая красивая, что ее саму это уже достало до пузырьков (считает Лена), и она ничего не смыслит ни в футболе, ни в Акселе. Поэтому теперь он сидит в мягком кресле в кафе в городе, а мы стоим тут на футбольном поле, беззащитные и беспомощные.
– Ну ладно, – Лена рывком натянула вратарские перчатки.
Она не позволит, чтобы простая замена тренера стала преградой на ее жизненном пути, понял я.
Пришли все ребята нашего класса и некоторые на год младше.
Отец Кая-Томми взял мяч в руки и заговорил:
– Отныне мы ждем от каждого из вас отдачи по максимуму. На следующий год большинство собирается перейти в футбольный клуб в городе, но чтобы добиться такого результата, надо мыслить стратегически. Тренировки трижды в неделю, пропуски без уважительной причины не допускаются.
Я сглотнул.
– Гулливер, отец Туре, будет директором команды. Если вопросов нет, передаю ему слово для объявлений.
Мы с Леной переглянулись. Отец Кая-Томми в паре с отцом Туре? Да это заговор!
– Кто обычно стоит на воротах?
Я разинул рот. Как он может этого не знать? Вся деревня в курсе, что Лена – вратарь в команде мальчиков.
Она вышла в круг в своих перчатках и упрямо посмотрела снизу вверх на человека в черном костюме.
– Я.
– Только ты?
Все беспокойно зашевелились, потом в центр вышел Туре.
– Иногда еще я стою, когда Лена болеет.
Он опасливо на нее покосился.
Туре, сын директора команды и лучший друг Кая-Томми, вырос за лето самое малое сантиметров на двадцать. И по бокам болтаются длиннющие, очень вратарские руки. Лена, конечно, тоже подросла, но такая же; худышка, как и раньше. И маме ее точно не светит стать директором футбольной команды. Наверняка она даже правил не знает.
Одно мне интересно: Лена уже тогда, стоя в кругу вместе с Туре, поняла, как все пойдет дальше?
Нет, не хочу даже вспоминать, как прошла тренировка. Мы прыгали и бегали до кровавого привкуса во рту. Почти все упражнения я делал хуже всех и чувствовал, что только мешаюсь под ногами. В конце поля Лену и Туре проверяли на вратаря, но я за ними не следил.
У Лены были сбиты оба локтя, лицо в каменной крошке, и она так устала, что на последней перед домом горке слезла с велика. Всю дорогу она молчала. И только когда нам уже пора было расходиться по домам, посмотрела на фьорд, на деда, который как раз шел из лодочного сарая, и сказала:
– Трилле, не бросай футбол.
Я ничего не ответил. Мне хотелось только одного – поскорее скинуть проклятую форму и залезть под душ.
– До завтра, – сказал я.
И пошел домой.
Соляной камень