Враждебный портной

«Подожди, не закрывай». – Каргин опустился на асфальт, аккуратно завязал развязавшийся шнурок, потом резко поднялся и изо всей силы ударил Гогота в челюсть. Голова Гогота метнулась в сторону, как тот самый, не оправдавший надежд арбуз в мусорное ведро.

«Он скажет, куда ехать», – подмигнув водителю, Каргин захлопнул дверь такси.

5

– Это… кто? – гневно осведомился Каргин, когда перепугавшаяся, но быстро оправдавшаяся (они знают, как это делать) секретарша покинула кабинет, а спустя минуту туда вошла строгая, подтянутая Надя с папкой в руке.

– Какая из двух? – спокойно уточнила Надя.

Чем дальше продвигались дела с «Новидом», тем симпатичнее и моложе становилась она, как если бы время для нее обратилось вспять. Может быть, мне все это снится, размышлял Каргин, вглядываясь в ее чистое, разглаженное лицо. Оно было красивым, но какой-то странной (Каргин боялся употребить сравнение нечеловеческой) красотой. Недавно ему приснилась одна его давняя подруга. Ей было, как и ему сейчас, почти шестьдесят, но во сне она была молодой и ослепительно красивой, какой Каргин ее не застал. Кто-то другой (как иначе?) наблюдал (и не только) его подругу в сладкую пору ее жизни. Но что тогда во сне наблюдал Каргин? К трем измерениям времени – прошлому, настоящему и будущему – следовало добавить четвертое – во сне. Это оно – время во сне – вернуло молодость и красоту пожилой подруге Каргина. Но только персонально для него и, возможно, прочих незначительных личностей, присутствовавших в этом сне.

– Я сейчас. – Каргин стремительно вышел из кабинета. В приемной, еще раз изумленно покосившись на ожидающих аудиенции особ неизвестного пола и возраста, шепотом поинтересовался у секретарши: – Как тебе косметика, которой пользуется Надежда Игоревна? Правда, она как будто помолодела? Может, закажем для наших женщин ко Дню работника швейной промышленности?

– Я спрашивала, Дмитрий Иванович, говорит, что не пользуется косметикой. Врет. Наверное, из фитнеса не вылезает. Она это… – скосила глаза, понизила голос, – замуж собралась.

– За кого? – опешил Каргин.

– За вас! – бесстрашно ответила секретарша.

– При живой-то жене?

– Так все знают, вы с ней не живете! Вы здесь, она в Петербурге. Вы в нашей конторе первый жених!

– Завидуете ей, вот и выдумываете, – покачал головой Каргин.

– Завидуем, – не стала спорить секретарша, – пришла бабка бабкой, а тут… расцвела, блин!

– Ты утверждаешь, что это женщины, – констатировал Каргин, вернувшись в кабинет.

– Я их не освидетельствовала, – пожала плечами Надя.

– Обе хуже, – вздохнул Каргин.

– Хуже чего? – спросила Надя.

– Моих представлений о том, какими могут быть…

Он хотел сказать «незваные гостьи», но Надя оказалась быстрее:

– Они могут. Ты угадал. Выпь – татарка. Она на диване. Вторая, на стуле, звать Бива, она русская, – объяснила Надя.

– Выпь. Бива, – тупо повторил Каргин. – Это…

– Их артистические имена. И названия их фирм.

– Мне надо выбирать? – начал злиться Каргин. – Или они работают только парой, так сказать, в тандеме?

Он вспомнил, что выпь – это такая болотная птица, она еще противно и тоскливо кричит по ночам, а бива… Бива увиделась ему в виде кривого, вытащенного из болота, опутанного водорослями и мхом бивня неведомого зверя.

Дамы в приемной соответствовали своим артистическим именам, или кликухам.

Выпь была худа, как рапира, с длинным носом, в лакированных крокодиловых сапогах, как на птичьих лапах.

Бива – в многоуровневых разноцветных бусах, в переливающемся лоскутном лапсердаке, в сетчатой, напоминающей маскировочную, накидке, с зелеными, как мох, волосами, заплетенными в тончайшие косички, пересыпанные красным, как ягоды, бисером. Обута она была в металлического цвета кроссовки с серыми, как крысиные хвосты, шнурками.

Это судьба, вздрогнул Каргин. Где-то он уже видел похожие кроссовки.

– Тебе решать, – сказала Надя. – Лучше них никого нет. Но учти, они не дружат и работают исключительно порознь. Еще никому не удавалось запрячь их в одну повозку. Если у тебя получится, у нас есть шанс.

– Не свинтишь? – Каргин взял Надю за руку, посмотрел ей в глаза, но ничего там не увидел, кроме безмятежного, подсвеченного изнутри, водяного спокойствия. Таким в Мамедкули было Каспийское море, когда он на закате собирал ракушки на прибрежном песке.

– Саморез ходит в одну сторону. – Надя не отняла руку, и это преисполнило Каргина неясными надеждами. – Я в деле.

– Вся надежда на… Надежду. – Он хотел сказать, что, если внешний вид Выпи и Бивы хоть в малейшей степени соотносится с проектами, которые они предлагают, ему жаль бедную Россию. Падишах, подумал он, как только такое увидит, отправит ишака на мясо, а Ходже Насреддину велит оторвать яйца. Наверное, с тревогой посмотрел на дверь, за которой ожидали Выпь и Бива, в этом и заключается высший – метафизический – смысл их работы.

– Зови, – сказал Каргин. – Мне нравятся обе.

6