Враждебный портной

Каргин иногда показывал знакомым женщинам партбилет (это было необъяснимо, но с каждым годом он как будто становился новее и крепче), правда, не уточняя, что сохранил его потому, что не платил последние месяцы взносы.

Он тогда торговал оргтехникой, точнее, подержанными компьютерами. Их брал в Германии чуть ли не даром, а потом гнал трейлерами в Россию один ушлый казах из Семипалатинска, считавшийся по документам натурализованным немцем. Отец у него и впрямь был немцем, но раскосые гены матери-казашки оказались сильнее. Их сыну ничего не оставалось, кроме как выдавать себя за последнего представителя германской ветви чингизидов. Одна из подруг потрясателя Вселенной, оказывается, была немкой по имени Амальтея. Каргин, помнится, удивился не вполне германскому имени. Если бы Брунгильда или какая-нибудь Хильдегарда, объяснил потомок Амальтеи, немцы бы не поверили. Они до сих пор, понизил голос, тревожно посмотрел по сторонам, убеждены, что преследования ведьм в Средние века, все эти костры, пытки, судилища – дело рук злобных евреев, сознательно подрывавших генофонд германской нации. Сжигали самых молодых, красивых, белокурых и голубоглазых. Уродок, кривоногих и толстых евреи не трогали. Немцы вообще, добавил он задумчиво, интересный народ, идут к простым решениям сложными путями. Позже этот авантюрист основал общество, где собирались германские чингизиды. «Европа, иди домой!» – такой был у них девиз. Под домом, куда должна была идти Европа, видимо, подразумевались казахские степи, но, может быть, и Китай, где отличалась эта самая Амальтея, сносившая одним ударом головы сразу трем китайцам. Но Европа не спешила домой. Поэтому чингизиды, как и потомки Мухаммеда, а также последователи Будды, Конфуция и Бога, чье имя произносить нельзя, сами массово селились в «европейском доме», деятельно воздействуя на генофонд уже не только немцев, но и других европейских народов. Последний раз Каргин видел немецкого казаха в здании Европарламента в Брюсселе, куда приехал, как эксперт, в составе делегации на строгие слушания об использовании труда политзаключенных в швейной промышленности России. Казах сообщил Каргину, что добился от германского правительства ежегодного финансирования для общества.

А собственно, чему удивляться, размышлял Каргин, слушая выступление депутата Европарламента от Латвии, призывавшего запретить ввоз в страны Евросоюза льняных, пропитанных кровью мужественных борцов против тирании, тканей из России, все давно предсказано. Перед поездкой на слушания он с маниакальным упорством читал «Закат Европы» Шпенглера. Период с 2000 до 2200 года тот определил так: «Возрастающе примитивный характер политических форм. Внутренний распад наций и превращение их в бесформенное население. Обобщение последнего в империю, постепенно вновь приобретающую примитивнодеспотический характер». Но предсказания, даже самые точные и онлайн сбывающиеся, вздохнул Каргин, не влияют на ход вещей. Все предсказатели повторяют судьбу Кассандры. Все всё понимают, а сделать ничего не могут. Неужели в этом и есть Промысел Божий? Или нет? Может, он как раз в том, чтобы наплевать на все и вырваться из замкнутого круга предсказания, которое неуклонно сбывается и в которое – одновременно – никто не верит. Не верят, потому что не боятся действовать!

Легальные заработки в золотые компьютерные дни у Каргина выходили, по советским понятиям, сумасшедшие. Он сдуру собственной рукой вносил их в соответствующие графы партбилета. В один прекрасный день ему стало жаль ежемесячно отстегивать партии полагающиеся проценты, и он стал жить так, как будто никакой КПСС не существовало, а он в ней никогда не состоял, не томился на партсобраниях, не одобрял всей душой решения пленумов ЦК и директивы райкома.

– Только давайте сначала уясним, – сказал Каргин, – кому замечательно жить во время, которое ставит перед людьми великие задачи, что за вызов мы должны бросить самим себе, а главное, согласны ли вы работать вместе, впрячься, – строго посмотрел на Надю, – в одну повозку?

– Бросим вывоз самим себе, – слегка переиначила первоначальный лозунг Выпь.

– Тогда прикинем, – энергично потер ладони, как алкаш перед тем, как поднять стопарь, Каргин, – кто что положит, так сказать, помимо вызова и вывоза на воз? Сразу предупреждаю, – тревожно перевел взгляд с Выпи на Биву и обратно, – пока денег нет.

– А что есть? – ответно пронзила его взглядом, как клювом, Выпь. – Что, вообще, у тебя есть? Что лично ты положишь, так сказать, – противно передразнила Каргина, – на воз?