Враждебный портной

Надя обреченно уперлась руками в приставной столик. Каргин быстро расстегнул пуговицы на ее белой блузке, легко высвободил из (к счастью, молчащего) бюстгальтера грудь. Он не прикасался к Наде много лет, но помнил, что раньше ее грудь была значительно меньше. Сейчас ее груди показались Каргину большими, тяжелыми и упругими, как будто наполненными… (не молоком же?) водой. Да, именно такое странное и неестественное сравнение пришло в голову Каргину. Одна его рука затерялась между больших Надиных грудей, другая – устремилась вверх по гладким ногам, куда обычно неотменимо, но иногда опережающе устремляется мужская рука. И… свободно, как (сексуально озабоченный?) конькобежец по льду, проскользила между расставленных ног, не обнаружив того, что там должно было быть. Или – чего там не быть никак не могло.

– Я говорила, ты делаешь ошибку, – сказала Надя.

Каргин подумал, что сходит с ума. Он снова прошел прежним маршрутом – на сей раз жадно растопыренной пятерней, как неводом, захватывая как можно шире интимное телесное пространство. Пустым вернулся невод, даже без морской травы.

– Это невозможно, – пробормотал Каргин, в третий раз забрасывая невод, на сей раз на максимально доступную руке длину.

Он, как на крюк, посадил Надю на изогнутую руку, добравшись сквозь ее расставленные ноги дрожащими пальцами почти до колокольно висящей груди. В ладонь вдруг что-то вонзилось. Каргин вытащил руку, увидел каплю крови.

– В приемной аптечка, там йод. – Надя быстро натянула юбку и застегнула блузку.

– Ты меня… ногтем? – спросил Каргин, рассматривая ладонь.

– Нет, – спокойно ответила Надя. – Это плавник.

– Плавник?

– Надень штаны, – посоветовала Надя.

– Как ты это сделала? Чем… залепила?

– Ты спросил, что могут дать Выпь и Бива, – проигнорировала вопрос Надя, – но не спросил, что сам должен для этого сделать.

– Я? Кому? Должен?

– Если ты хочешь, чтобы все получилось, ты должен с ними переспать. Не со мной, я предупреждала, а с Бивой и Выпью. Про меня забудь.

– Других вариантов нет? – спросил Каргин.

– Есть, – ответила Надя, – но он вряд ли нас устроит. Это тупиковый путь.

– Нас?

– Тебя и президента, – сказала Надя.

– А кто решает, какой путь тупиковый, а какой нет? – поинтересовался Каргин.

– Кто надо, – ответила Надя и вышла из кабинета.

Глава шестая Длинное замыкание

1

Некоторое время Каргин сидел в одиночестве на вонючем кожаном диване, уставившись в ковер на полу и не отвечая на звонки.

– Может, чаю или кофе? – заглянула в кабинет секретарша.

Каргин вскочил с дивана, зажал ее в углу, стремительно повторил то, что только что проделал с Надей. Секретарша, в отличие от Нади, не сопротивлялась, напротив, активно участвовала в «развратных действиях», как классифицирует данную разновидность поведения Уголовный кодекс. Но только при явно выраженном нежелании одной из сторон. В иных случаях поэты слагают стихи и поэмы о «развратных действиях». Ученики изучают их в школах, а зрелые мужи защищают по ним диссертации.

То, что произошло с Надей, подумал Каргин, это… революция. Как в истинной, возвышенной и чистой любви, так и в… «развратных действиях». Вдруг мир изменился, он вертел секретаршу, как гончар глину на круге, и все женщины стали, как сорок дочерей пушкинского царя Никиты?

Воистину, Пушкин был сверхчеловеком. Или, как полагали Гоголь и неистовый Виссарион, в одном доме с которым, хоть и в разных столетиях, посчастливилось жить Каргину, он был русским человеком в полном развитии духовных и умственных сил, какими остальные русские люди сделаются лет через двести. Отведенное время почти вышло (мир, к сожалению, развивался не по Пушкину, а по Шпенглеру), но Пушкин для русского сердца все равно оставался недосягаемой вершиной. Причем, в отличие от Владимира Ильича Ленина, да и Шпенглера, про которого среднестатистический русский человек мало что знал, вершиной народной и вечно живой. Каждая его строка помогала совершенствоваться, учила жизни. Пушкин как бы протягивал с сияющей вершины дружественную руку, звал к совместному познанию истины, причем отнюдь не такой многосложной и угрюмой, как у Шпенглера.

«Разноцветные, с кудрями…» – вспомнил Каргин бессмертные, навечно врубившиеся в память еще в далеком детстве строчки. Вспомнил и старуху колдунью, давшую герою поэмы совет, как вернуть в ларец разлетевшиеся по лесу девичьи прелести: «Ты им только покажи…»

С Надей не помогло! – горестно вздохнул Каргин, орудуя в трусах секретарши. У той все, причем в полной боевой готовности, находилось на месте. Можно было и не показывать. «Чу, – снова всплыли пушкинские строки, – знакомый дух…»