Враждебный портной

Но тут же подумал, что не где-нибудь махал хоботом Снежный человек Посвинтер, а… посреди кукурузного поля! Можно сказать, в самом дорогом Хрущеву месте. Никита Сергеевич собирался весь СССР превратить в большое кукурузное поле, чтобы и люди, и скотина были довольны и сыты, да не успел. А тут и фамилия «Посвинтер» с треском раскололась, как орех, на две половинки: «пос», то есть «поц», и… «винтер» – зима! Выходило, что в самой фамилии Посвинтера, как в математической формуле или в татуировке, было зашифровано его будущее: переродиться в Снежного человека («винтер») и махать поцем посреди кукурузного поля!

Я схожу с ума, констатировал Каргин, что тогда зашифровано в моей фамилии? Неужели мой удел – каркать и… гнить? Не АСД, не кукуруза, а водка губит Россию! – откупорив вторую бутылку «Полугара», решительно наполнил рюмки Каргин.

– Давно бы так, – одобрила Ираида Порфирьевна, пропустив мимо ушей неуместный и безнадежно запоздалый анти-хрущевский выпад. – А потом он показал мне, что все карманы на пальто целы, нигде ничего не разрезано.

– Да как оно к нему попало, это пальто? – с трудом восстановил нить прерванного (водкой, чем же еще?) рассказа Каргин.

– Это было то самое пальто, которое купил себе Ванька, когда у него украли деньги на мою шубу, – пояснила Ираида Порфирьевна. – У него хватило наглости приехать в нем в Мамедкули.

– А что, нельзя было? – удивился Каргин.

– Мы сели ужинать, и отец сказал, что знал в лагере одного специалиста по разрезанию карманов и изъятию денег. У него в Москве было что-то вроде школы, где он учил молодежь, как это делать. Потом покажешь, сказал отец Ваньке, я знаю, как работают эти щипачи, если их рук дело, я свяжусь со смотрящим, и они вернут деньги. Ну и все. А на следующий день Ванька ушел в город, вернулся пьяный, в одном пиджаке, сказал, что встретил у мечети босого нищего туркмена в драном халате, пожалел и отдал ему свое пальто.

– Благородно.

– Ага, – усмехнулась Ираида Порфирьевна, – он просто выбросил пальто в поле, потому что никто не резал карманов.

– И что было дальше? – Каргин вспомнил слова отца, что Порфирий Диевич все, что видел, клал в карман, а он, Иван Коробкин, молодой коммунист, честный советский парень, в его карман не поместился. Еще как поместился, с грустью подумал Каргин, и не просто поместился, а… просвистел сквозь карман, как ветер, не оставив следа.

– Что-что? – недовольно проворчала Ираида Порфирьевна. – Я вернулась домой, разрезала скальпелем, как надо, это проклятое пальто. Утром сказала, что туркмен его вернул. Отец, конечно, все понял, даже не стал смотреть. А когда мы улетали, на аэродроме дал Ваньке конверт с деньгами. Ровно столько, сколько у того якобы вытащили из разрезанного кармана. Сказал, что переговорил с кем надо и деньги прислали по телеграфу.

– Отец взял? – не поверил Каргин.

– Взял, – вздохнула Ираида Порфирьевна. – Но с дедом они больше не виделись.

Ожил мобильный.

Палыч известил, что стоит у ворот.

Ираида Порфирьевна возвращаться в Москву отказалась.

Договорились, что Каргин приедет на дачу завтра во второй половине дня, пересядет на свою машину, а ее отвезет домой на служебной Палыч.

– Забери с собой водку, – сказала Ираида Порфирьевна, когда он собрался уходить. – Ненавижу эту отраву!

Каргин молча захлопнул дверь.

Когда он справлял малую нужду за домом под окнами комнаты, где они поминали Порфирия Диевича и прочих людей, Ираида Порфирьевна включила фонари, освещавшие по периметру участок. В их неестественном, желтом, как блюдо с урюком, вспомнил Каргин, свете он увидел цепочку следов, косо протянувшуюся от забора к окну. Отпечатки огромных, широких, как ласты, босых ног не могли принадлежать человеку.

Глава восьмая Косой подол

1

Президентский указ о создании государственной корпорации «Главодежда-Новид», как снег на голову, свалился в середине мая. Над Москвой гремели грозы, черные тучи стояли над землей, как если бы земля и небо поменялись местами. Молнии эсэсовскими зигзагами вылетали из туч, вонзались в обитые медью шпили высотных зданий. Шпили на мгновение уподоблялись взлетающим с неподъемным грузом ракетам. Они рассыпались искрами, расползались по небу светящимися змейками, как если бы гроза была лазерным шоу. Никто не ожидал снега, но он в одночасье (вместе с градом) высыпался из самой злой тучи, как рис из продранного мешка. Снегорис простучал по крышам и стеклам машин, по зонтам пешеходов и тут же растаял, смытый теплым дождем из другой, как будто с кипятильником в мохнатом брюхе, тучи.

Каргин, как теплого дождя после снегориса, ожидал второго указа – о своем назначении на должность, но дождь (указ) по каким-то причинам задерживался. «Главодежда-Новид» уже (правда, только на бумаге) существовала, а руководителя у вновь образованной государственной корпорации не было. Сотрудники косились на Каргина. По конторе поползли слухи, что его отправляют на пенсию, о чем ему со слезами на глазах поведала секретарша.