Вредная привычка жить

    Вера Павловна от такой перспективы совсем сникла, боль, видно, заполнила ее душу, утрата Федечки была велика, ее рука протянулась вперед, и через мгновение второй пирожок растаял в зоне действия оранжевой помады.

    – Пирожки-то какие вкусные, – похвалила она.

    – Это Солька пекла, – превознося подругу, сказала Альжбетка.

    Вера Павловна посмотрела на Сольку и медовым голосом произнесла:

    – Рукодельница наша, не откажи в помощи, накрой стол на поминки, я так слаба, что и не смогу!

    Солька потеряла дар речи. Пожалуй, я его тоже временно утратила.

    На выручку пришла Альжбетка, которая сообразила, что благодаря ее рекомендации Солька попала в положение, которому не позавидуешь, и решила как-то спасать положение.

    – А что, у вашего родственника… жены или подруги не было?

    – Нет, не успел обзавестись, все работал и работал, – запричитала Вера Павловна.

    – А кем он работал? – полюбопытствовала я.

    Вера Павловна замялась, а потом сказала:

    – Бизнес какой-то, вроде с торговлей связано, я, знаете, в эти дела не лезу, ничего в этом не понимаю.

    – Да, – сочувствующе закивала Солька, – в бизнесе в этом сейчас не разберешься.

    Посмотрите на эту учительницу ботаники, в бизнесе она запуталась…

    – А как же это все произошло? – поинтересовалась я.

    Вера Павловна задумалась, вероятно, стройной версии пока не существовало:

    – Нашли его в одной конторе, наверное, по работе ездил…

    Я вспомнила свой утренний шок и недобро посмотрела на Веру Павловну: ездил он… в большом чемодане…

    Мы еще немного поболтали с Верой Павловной и, забрав опустевшую тарелку, удалились. Как только мы оказались у меня в квартире, Солька тут же набросилась на Альжбетку:

    – Ты что, ты что мне эти пироги приплела, я в жизни ничего не готовила, я всю жизнь думала, что булки на деревьях растут!

    – Теперь понятно, – закричала Альжбетка, – чему ты учишь подрастающую молодежь!

    – Сама будешь там салаты рубить: твой Федька – тебе и готовить!

    – Не смей называть Федора Семеновича Федькой, он, между прочим, полгода был мне близким человеком!

    – Таким близким, что ты его замучила до смерти!

    Я была в таком умилении от происходящего, что боялась пошевелиться: не дай бог испортить такую интеллектуальную беседу.

    – Да я его почти любила, – вскричала Альжбетка, защищаясь.

    – Ты просто паучиха, которая сожрала своего паука!

    Альжбетка сняла тапок с отточенным каблуком и кинула его в Сольку.

    Солька схватила диванную подушку и зашвырнула в Альжбетку.

    Я тихонечко села на кресло в уголке и принялась наслаждаться происходящим.

    – Ты просто мне завидуешь! – кричала Альжбетка. – У тебя уже сто лет никого не было!

    – Да! – парировала Солька. – И я уже сто лет никого не убивала!

    – Это несчастный случай!

    – Нет, ты все это спланировала! Ты паучиха!

    – Дура!

    – Сама ты дура!

    – Тебе завидно, что меня любили, – не унималась Альжбетка,

    – Твой Федор Семенович не мог любить, у него нет того, чем любят!

    – Все у него есть, и ты сама это видела!

    – Дура, этим не любят, этим…

    Солька споткнулась, не зная, какое слово употребить.

    – …этим опыляют! – нашлась она.

    Тут уж я не сдержалась и прыснула со смеху. Солька была бесподобна! Браво!

    Девчонки переглянулись, посмотрели на меня и тоже закатились звонким смехом.

    – Что делать-то будем? – спросила, переводя дыхание, Солька.

    – Будем просто жить, – пожала я плечами.

Глава 8

    Приходится брать на себя обязанности феи. Я узнаю, что наша доблестная милиция выполнила возложенную на нее миссию

    Стол хоть и не пах, но память неумолимо требовала взять тряпку, порошок и смыть с глянцевой доски налет вчерашних событий.

    Любовь Григорьевна вышла из кабинета и сочувственно посмотрела на меня:

    – Моешь?

    – А что, вам приятно на меня смотреть?

    – Почему ты всегда огрызаешься?

    Я вытерла сухой тряпкой лужу на столе и сказала:

    – Боюсь, Любовь Григорьевна, это все тянется с далекого детства. Мои родители развелись, когда мне было двенадцать, и, думаю, это серьезно подорвало мою психику.

    – Мне очень жаль, – поправляя очки и вздыхая, сказала тоненькая Любовь Григорьевна.

    – Не стоит… Мне, знаете ли, так даже больше нравится, всегда можно под это дело оправдать свои гаденькие поступки.

    В приемную вошел Крошкин, это наш самый главный юрист, вроде дядька неплохой.

    – Здравствуй, Аня, – кивнул он.

    Я расплылась в довольной улыбке: меня тут явно уважают.

    – Любовь Григорьевна, будьте любезны, разберитесь с этими документами, возможно, бухгалтерия здесь должна кое-что пересмотреть, я сделал пометки на полях.

    Любовь Григорьевна повела себя странно, то есть она себя повела так… Как бы это объяснить… Как Альжбетка! Запрокинув голову чуть назад, поправляя отсутствующие локоны и знойно улыбаясь, Любовь Григорьевна с легким придыханием сказала:

    – Да, конечно, Илья Дмитриевич, я отложу все дела и сделаю это в первую очередь.

    Обалдеть!

    Крошкин отдал бумаги и вышел.

    Любовь Григорьевна с нежностью смотрела на закрывающуюся дверь.