Вредная привычка жить

    Дверь кабинета финансовой директрисы распахнулась, и Любовь Григорьевна кинулась ко мне. Вернее, она сначала приоткрыла дверь кабинета Воронцова и, убедившись, что его еще нет, заговорила:

    – У нас огромные растраты!

    – У кого это – у нас? – поинтересовалась я, зевая.

    – Вчера вечером мне прямо домой позвонил Виктор Иванович и сказал, что он и его люди, уж не знаю, кого он имел в виду, изучили всю документацию за последние два года, сделали несколько встречных проверок и обнаружили…

    Любовь Григорьевна замолчала, ожидая от меня хотя бы любопытства.

    – Не тяните, мадам, – сказала я, – лошадь может уснуть.

    – Нашу фирму обворовали на огромную сумму, и сделал это кто-то свой…

    – Везде воруют, – отмахнулась я, мысленно умоляя свою коленку не дрожать.

    – Я рассказываю об этом только тебе и надеюсь, ты меня не подведешь и никому об этом не проговоришься. Я просто в таком шоке, что должна с кем-то поделиться всем этим, а тебе я доверяю.

    – Напрасно, конечно, но рассказывайте, – направляясь к своему столу, сказала я.

    Увидев явное отчаяние на лице финансовой директрисы, я добавила: – Обещаю молчать.

    – Так как все документы проходили через мои руки и руки покойного Валентина Петровича, то получается, что это сделали мы, – бледнея с каждой секундой все сильнее, сказала Любовь Григорьевна.

    – А зачем же вы позарились на чужое? – покачала я головой. – Как же вам не стыдно – приятная женщина, скоро замуж отправитесь, а воруете денежки в родном предприятии.

    – Ты что, ты что, я к этому вообще никакого отношения не имею!

    – А Воронцову вы об этом сказали?

    – Сказала.

    – А он что?

    – Говорит, что верит.

    – Ну, раз говорит, то тут и думать нечего: считайте, что присяжные только что вас оправдали, идите и больше не балуйтесь.

    – Аня, я не могу поверить, что это… что это был Валентин Петрович… Это ужасно!

    – В жизни бывает все, – сказала я, – наше дело сторона. Селезнев – родственник Виктора Ивановича, так что пусть разбираются сами.

    – Как же они разберутся, когда Селезнев умер… – прошептала Любовь Григорьевна.

    – А… ну да… Что-то я пока не проснулась…

    – Меня Воронцов еще спрашивал, где могут быть эти деньги, не покупал ли Валентин Петрович каких-нибудь ценных бумаг за последнее время или еще что…

    На моем столе царил бардак. Я стала перебирать бумажки и папочки, потом схватила точилку и принялась усиленно заострять все свои три карандаша.

    – Ты мне веришь? – спросила тоненькая директриса. – Я же ничего не знала, я и не думала!

    – Верю, верю… А что еще говорил Воронцов?

    – Да я так разволновалась, еле говорила… Он успокоил меня и сказал, что деньги обязательно найдет и вернет их в дело.

    – А ему что, заняться нечем? – вылетело у меня.

    – Да нет, почему же, – пожала плечами Любовь Григорьевна, – у него свой бизнес есть, но не бросать же эту фирму. Он хочет, как я понимаю, все здесь наладить и взять нового директора. А теперь вот, пока деньги не найдет, не успокоится…

    – Может, Селезнев их потратил на всякие шалости – казино, девочки… На старости лет такое бывает.

    – Да он не старый был, и Воронцов сказал, что речь идет об очень крупной сумме.

    – Ну и пусть ищет, – махнула я рукой, – а мне тут работать надо.

    Интересно, случился бы инфаркт у Воронцова, узнай он, что деньги вместе с картошкой, выращенной руками покойного директора, находятся на балконе моей оригинальной родительницы?

    – Подожди ты со своей работой, – сказала Зорина, забирая у меня из рук приказы, – мне же сейчас к следователю идти.

    – Ну и что? Развлечетесь, ни в чем там себе не отказывайте.

    – Что он у тебя спрашивал? – строго спросила Любовь Григорьевна.

    – Да домогался со страшной силой целых два часа.

    – Как это – домогался? – не поняла Любовь Григорьевна.

    – Вопросы глупые задавал.

    – Какие? Что ты мне ничего не рассказываешь?

    Мне пришлось отобрать у взволнованной женщины приказы: она так дергалась, что машинка для удаления бумаг явно проигрывала ей в сноровке.

    – Ну, как – какие… Когда был первый сексуальный опыт, привлекают ли вас женщины, ваши эротические фантазии…

    Очки директрисы взлетели до потолка, глаза ее округлились, а челка встала дыбом.

    – Хватит, хватит надо мной издеваться, я и так уже вся на нервах, почему ты просто не можешь мне сказать, как все было?!

    – Да это чтобы вам не было страшно, и вообще, мне бы ваши проблемы… Максим Леонидович – такой милый следователь, если бы не мое глубокое уважение к Крошкину, я бы вас сосватала.

    Любовь Григорьевна поплелась в свой кабинет. Надеюсь, я развеяла все ее страхи.

    День тянулся медленно, а я так мечтала о тарелке борща! Сидела и мечтала, поглядывая на часы, и, когда стрелка подошла к нужной черточке, я быстренько подскочила и побежала в столовую.

    Борща сегодня не было.

    Неудивительно.

    А почему он вообще должен быть?..

    Это ничего, что я хочу борща?

    Всего лишь одну тарелку борщочка!

    Ладно, сейчас я отомщу вам всем.

    Я взяла поднос и стала укладывать на него все, что так хорошо и красиво лежало передо мной.

    Рыба под маринадом, рыба в сухарях, рыба заливная… почему, интересно, в понедельник столько рыбы, а как же четверг – ведь именно этот день недели общепризнан днем рыбного запаха?