Времена Амирана (СИ)

— Ты можешь не пить, если не хочешь, — сказал, разливая ром по стаканам, Геркуланий, — но, если ты выпьешь со мной хотя бы этот стаканчик, мне будет приятно. Да и беды большой не будет, уверяю тебя, — добавил он, — здоровый мужчина твоего возраста вполне может позволить себе стаканчик-другой в хорошей компании безо всякого ущерба для здоровья.

Они подняли стаканы и чокнулись.

— За нас с тобой! — Темные, орехового цвета глаза Геркулания чуть прищурились. Ратомир старался выдержать его взгляд, чувствуя, как от напряжения на глаза наворачиваются слезы. Хорошо хоть, что под очками это не будет заметно. — За нашу дружбу! — Продолжал Геркуланий. — Мы с тобой молоды. Нам принадлежит будущее. Наше с тобой и наших народов. Так будем друзьями, и пусть всем от этого будет только хорошо!

Он поднял стакан и залпом осушил его. Ратомир решил последовать его примеру.

Первый глоток обжег его гортань. Второй — вызвал спазм, чуть не заставивший его позорно поперхнуться. Он перевел дух, зажмурился и сделал третий. Больше он не мог. То, что он совершил, и так втрое превосходило его возможности. Он поставил на стол наполовину опорожненный стакан и, сняв очки, платочком вытер выступивший на лбу пот и промокнул глаза.

— Закусывай. — Предложил Геркуланий, и сам ловко кинул в рот оливку.

Он поставил локти на стол, сцепил ладони и положил на них подбородок. Голова его теперь была совсем близко от головы Ратомира. Поза свидетельствовала о готовности к откровенному разговору.

— Ты знаешь, — сказал Геркуланий негромко и задумчиво. Глаза его уже не сверлили собеседника, а спокойно и немного грустно смотрели куда-то в пространство, — я хотел поговорить с тобой о твоей сестре, о Принципии. Я хочу, чтобы ты знал, что я по-настоящему люблю ее. Ты же понимаешь, какая это редкость в нашем кругу. У нас, у королей, ведь женятся ради чего? Чтобы скрепить союз, или добиться каких-нибудь привилегий, или насолить соседу… ну, ты знаешь. Твои сестры все вышли замуж за людей, которых не знали и не любили. Теперь их мужья считаются союзниками твоего отца. Хотя, по правде говоря, это и не совсем так. Подвернись любому из них возможность, и он наплюет на родственные связи. Это — ненадежные союзники, и это — плохая политика.

Он вздохнул, взял в руку бутылку и долго рассматривал этикетку, будто ища там ответы на мучившие его вопросы. Потом снова наполнил стаканы.

— Давай выпьем за любовь. Банальный, конечно, тост, но… К нам недавно заезжал какой-то бродячий менестрель, из довольно известных, кстати… Так после его выступлений все наши пропойцы стали голосить "выпьем за любовь!.. выпьем за любовь, родная!", — неожиданно тонким голосом пропел Геркуланий, видимо спародировав неизвестного Ратомиру певца.

Это было неожиданно и смешно. Ратомир невольно улыбнулся, а Геркуланий продолжал:

— За любовь, тем не менее, за настоящую любовь и настоящую дружбу!

После первых, с таким трудом сделанных глотков, Ратомир почувствовал, как где-то в глубине живота зажглась яркая и горячая лампа. Тепло от нее, как дым в печи по трубе, поднималось по пищеводу. Свет проникал в голову, сгущая сумрак вокруг. Жаркая волна прилила к щекам и в висках что-то пульсировало в такт биению сердца.

Скованность, мучившая его, постепенно проходила. Он поднял глаза на Геркулания, могуче возвышающегося напротив, и ощутил исходящие от него тепло и силу. Он чувствовал, как эти потоки волнами проникают ему под кожу, согревая холодный булыжник, засевший у него в груди еще с тех пор, как они выехали за ограду дворца.

Он улыбнулся и поднял стакан.

— Я полюбил Принципию еще мальчишкой, — продолжал Геркуланий, — еще когда был жив мой отец. Я тогда учился у вас тут, в Миранде, и часто бывал во дворце. Ты-то меня вряд ли хорошо помнишь. Помню, мы с ней как-то стояли у окна…

Он задумался. Потом тряхнул головой.

— Ладно! Потом мы с ней встречались в других местах. В Арбакоре, Ледерландии у этого несчастного Урлаха… Она призналась, что тоже любит меня. Твой отец не хотел отдавать ее мне. У него, наверное, были другие планы. Что для него моя Эрогения? Так, мелочь, пустяк… Я думаю, на него подействовала смерть жены, вашей матушки. Он как-то стал мягче после этого. По-моему, он любил ее. Не знаю… не мне судить. Но мне так показалось. Может, он вспомнил об этом…

В этот момент их разговор прервали.

С громким визгливым смехом к ним за столик подсели две девицы. Лиц их Ратомир не разглядел и единственное, что успел заметить, это пышные волосы, пышные, шуршащие юбки и голые до плеч руки, сразу замелькавшие над столом. От них пахло какими-то незнакомыми духами, напоминавшими запах леденцов.

— Мужчины скучают! — заявила одна из них.

Другая подхватила:

— Мальчики, угостите шампанским.

— Послушайте, девушки, — спокойно произнес Геркуланий, не повышая голоса, — вы же видите, мы разговариваем. Нам сейчас не нужна компания. Давайте в другой раз.

Девицы фыркнули и поднялись, источая конфетный аромат.

— Педики какие-то! — Зло сказала одна. — Пойдем, Мадлен, не будем портить интим.