Дворец был построен давно и не сразу. Он строился, перестраивался, горел, разрушался и подвергался многочисленным реконструкциям. Каждый новый хозяин считал своим долгом привнести в родное гнездо что-то свое — ведь все мы по натуре зодчие, и поэтому, в конце-концов, дворец, незамысловатый снаружи, внутри превратился в настоящий лабиринт коридоров, анфилад, чуланов, тупиков, залов и потайных ходов.
Царский шут Куртифляс знал этот лабиринт лучше, чем свою собственную квартиру, в которой почти не жил, проводя время жизни в запутанных дворцовых недрах. Сейчас он тихо крался по темному коридору, бесшумно ступая в своих войлочных туфлях.
Впереди, шагах в пяти от него, что-то белело и всхлипывало. Там шла заблудившаяся молоденькая горничная. Хорошенькая, глупая, напуганная горничная — подходящая добыча и неплохая забава на ближайшие полчаса. Сейчас она упрется в тупик и вынуждена будет повернуть обратно. В этом темном, безлюдном тупичке им будет хорошо…
У Куртифляса свело челюсти от возбуждения, но двигался он легко и грациозно. Сейчас, сейчас она повернется и сама шагнет ему на встречу.
Он знал, что будет дальше, знал до последних мелочей: уж он-то перепробовал этих молоденьких дурочек!.. Пользоваться ими — это была его привилегия. И это было справедливо. Должен же он получать что-то за свой труд. Что же ему, даром дурака валять, всех смешить и за всеми шпионить? Нет, уж эти-то кусочки с царского стола он заслужил. Этих маленьких радостей у него никто не отнимет…
— Ах!.. — вскрикнула горничная, наткнувшись на Куртифляса и почувствовав его руки у себя на талии и на груди.
— Тихо-тихо-тихо… — зашептал шут, зажимая ей губы поцелуем.
Губы ее, испуганно и упрямо сжатые поначалу, постепенно оттаивали и становились мягче. Кончиком языка он облизывал их и раздвигал, проникая внутрь и касаясь кончика ее языка.
Тело девушки потяжелело, видно ослабевшие ноги плохо держали его и Куртифляс прислонил свою жертву к стенке. Сопротивление ее — это он хорошо чувствовал по мягкой податливости губ и живота — было сломлено, но руки ее еще висели в воздухе, растопыренные и напоминающие ветки дерева. Она еще не решалась обнять его. Ничего, это придет своим чередом. Никуда не денется. А пока он ловкими пальцами расстегивал на спине платье, добираясь до теплой, бархатистой кожи.
Ничего, милая, ничего! Хочешь тут жить, будь как все. Да она, наверное, и сама все хорошо поняла — просветили уже! — и не очень брыкалась. Хорошая девушка! Как ее зовут-то? Ладно, потом разберемся.
Шут аж застонал от нетерпения — господи, сколько тут всего наворочено! Но рвать нельзя. Надо, черт побери, аккуратно, чтобы потом все было в порядке. Никаких следов — это его правило. А уж что жаловаться эта киска никуда не пойдет — это он знал точно.
Никто и никогда на него не жаловался. Да и на что тут жаловаться? Обоюдное удовлетворение, и все. У кого как, а у него, у Куртифляса, эти цыпочки получают удовольствие! Это уж будьте уверены.
Внезапно голова девушки дернулась и тело напряглось. Куртифляс прервал поцелуй и поднял голову, прислушиваясь. Так и есть, чьи-то шаги!
Он сильнее прижал добычу к стене, загораживая ее своим телом, и ладонью закрыл ей рот. Теперь шаги были уже близко. Можно было различить, что идут два человека — похоже, мужчина и женщина.
Куртифляс медленно повернул голову. Кто это? Что им тут делать? Скорее всего какой-нибудь лакей, воспользовавшись суматохой, тащит сюда свою возлюбленную откуда-нибудь с кухни. Скот! Места ему мало! Шел бы в парк, на воздух, в кусты, как все порядочные люди!
Шаги смолкли, когда до них с горничной оставалось метров пятнадцать, не больше. Уже слышно было дыхание и женский голос, тихо произнесший:
— Сейчас, милый, сейчас, — и, чуть погодя, — как ты нетерпелив. Я не могу найти ключ. Посвети.
— Минутку…
Раздались характерные звуки, возникающие при высекании искры. Наконец, затеплившийся огонек озарил две склонившиеся головы. Затем раздался звук, какой обычно издает давно заржавевший замок, и тихо скрипнула дверь.
Комнаты, располагавшиеся вдоль этого коридора, предназначены были для гостей. Это были гостевые спальни, но уже старые и сейчас находившиеся в резерве. Тем не менее, комнаты эти были полностью оборудованы, обставлены, и уж конечно никакой лакей не рискнул бы воспользоваться ими. Да и ключи от них хранились у командира дворцовой стражи, да у Горгоновны еще дубликаты вроде бы были. Она, наверное, уж и сама про это забыла, но Куртифляс помнил. Он все помнил!
Он помнил, например, что позади этих комнат идет еще один коридорчик. Не коридорчик даже, а так — крысиная щель. Только чтобы боком протиснуться. А из этого коридорчика в каждый номер проделаны окошечки потайные. Окошечки сделаны так, что их почти невозможно увидеть, а вот в них видно как раз самое главное — постель.
Он отлепился от девушки, потеряв к ней всякий интерес. Пусть пока… Еще встретимся.