Времена года

Райкомовская «шкода», похожая спереди на кривоногого железного пса, тяжело тронулась в путь. Проехали кукурузные делянки, на которых еще не начали ломать початки. Ближе к реке пахота сменялась заливными лугами, на высоких местах виднелись небольшие рощицы, в которых до поздней осени всегда полно грибов. Это были благодатные, плодородные места. Вдоль дороги, бежавшей по опушке леса, то тут, то там валялись куски колючей проволоки.

Матэ молчал. Трагический случай с партсекретарем глубоко потряс его. В голове роилось множество вопросов, но ни на один из них не было ответа. Он вспомнил, как всего две недели назад Кун сидел рядом с ним на партконференции, а когда Матэ сказал, что создание производственных бригад — дело добровольное, но было бы хорошо в течение осени утроить их количество по району, Кун радостно заерзал на стуле и что-то записал себе в блокнот. И вот теперь его закололи вилами, а сейчас он, быть может, уже скончался под ножом хирурга.

Выехали к реке. «Шкода» начала чудить, как только под колесами оказалась мокрая земля. Матэ всматривался в даль, где виднелись прибрежные пятна песков. Там проходила государственная граница.

«Если дождь не кончится, река совсем разольется и выйдет из берегов», — подумал Матэ, а вслух сказал:

— Послал жене телеграмму, чтобы приезжала вечерним поездом. — Сказал он это только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать и как-то отделаться от мыслей об Иштване Куне, которые преследовали его всю дорогу.

— Плохую погоду ты выбрал для свидания, — заметил начальник полиции.

— Я уже недели три не видел жены.

Начальник полиции открыл рот, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не сказал. Он смотрел в ветровое окно, за которым мелькали повороты, на голые ивы, росшие возле ям, из которых брали песок для строительства. Полная фигура начальника полиции, сидевшего на заднем сиденье и молча рассматривавшего бегущий навстречу пейзаж, казалась особенно грузной и тяжелой.

Когда съехали с насыпи, начальника полиции охватило такое чувство, будто он что-то упустил из виду. Чем ближе подъезжали к деревушке, в центре которой возвышалась церковь со сбитой колокольней, тем яснее начальник полиции понимал всю важность расследования трагического происшествия с партсекретарем. В течение долгого времени его сотрудники только тем и занимались, что разбирали случаи драк да кражи кур. Поэтому не удивительно, что сам начальник полиции был полон жажды кипучей деятельности и отнюдь не против показать себя в разбирательстве убийства, совершенного по политическим мотивам. Человек он порядочный и добрый, а как работник был способен на большее.

— Словом, достукались мы! — неожиданно пробормотал он.

— Что ты говоришь?

— А то, что теперь очередь за нами! Пора кончать с этими политическими безобразиями! Ты тоже все время призываешь к терпению. Вот тебе плоды твоей терпеливости, получай на здоровье! Партийный секретарь, проткнутый вилами! К кому я должен быть терпеливым, работая в полиции? К старым господам? К кулакам?

— А известно, кто напал на Иштвана Куна? — перебил его Матэ.

— Этого мы пока не установили. Но ты сам должен понимать, кому было выгодно убрать его с дороги. Сколько раз я предупреждал, что враги демократии не перевелись у нас и не прекратили своей подрывной деятельности. Они только притаились на время и ждут удобной минуты, чтобы продолжить свое черное дело. Из волка барана не сделаешь. Сейчас они распространяют всевозможные слухи, организуют поджоги, убивают наших лучших людей.

— Если послушать тебя, — сказал Матэ, — то можно подумать, что в нашем районе царит полная анархия и неразбериха.

— Я этого не говорю. Но настало время покончить со всей этой сволочью. Нам пора снять белые перчатки: они не для наших рук. У меня отец всю жизнь батрачил на богатеев, но у него болит сердце, когда он видит, как кто-то поджег хотя бы стог сена, испортил трактор или поднял руку на партийного работника.

— Ты хочешь сказать, что я равнодушен к этим безобразиям?

— Этого я не говорю, ты опять меня не так понял. Я только хочу сказать, что пора жестоко карать наших классовых врагов.

Село лежало в долине, на берегу реки. На главной улице им встретились хмурые люди с опущенными головами. Перед воротами одного дома в грязи стояло несколько телег без лошадей. Во многих дворах плакали женщины и дети, стоя возле узлов с вещами. У конюшни мужчины запрягали лошадей. Село напоминало собой осажденный лагерь, готовящийся к эвакуации. Заметив «шкоду», люди разбегались по дворам.

Возле пожарного сарая «шкода» забуксовала, мотор немного почихал и затих. Неизвестно откуда появились две промокшие до нитки старухи в толстых полушалках.

— Не такой мы считали вашу демократию! Не такой! — закричали они визгливыми голосами.

Матэ вылез из машины, ступил прямо в грязь. Осмотрелся.

Старухи скрылись в первом попавшемся дворе и через забор наблюдали за Матэ.

— Что здесь случилось? — сурово крикнул Матэ.

Начальник полиции высунул голову из окна автомобиля.

— Чувствуется, что мой лейтенант начал работать, — предположил он.