Времена года

— Я Гуго Файфер, работаю мотористом на лесопилке, — представился он и комично поклонился. — Совершенно ни в чем не виноват, но вот заперли сюда! Я уже целую неделю не видел Иштвана Куна в глаза...

— Молчать! — выкрикнул из-за спины Матэ лейтенант.

— А вон председатель сельсовета, — кивнул головой в сторону другого задержанного начальник полиции. — Да, я еще забыл сказать, что он загубил розовую плантацию в два хольда.

— Вы же сами знаете, что из-за засухи невозможно было ничего сажать, — заговорил председатель сельсовета. Голос у него был неприятный.

— Если хотите что-то сказать, повернитесь к нам лицом, — заметил начальник полиции задержанному.

Председатель сельсовета повернулся.

Каково же было удивление Матэ, когда он узнал в председателе своего капитана — ротного, вместе с которым был на фронте. Он и сейчас был именно таким, каким запомнил его Матэ в госпитале, только в глазах его уже не было ни искорки надежды. Он несколько пополнел, у него появился небольшой животик. Волосы стали серыми.

— Матэ, ты?! — как-то просто произнес он.

Матэ вдруг почувствовал страшную усталость.

— Да, это я, — только и ответил он.

Поток воспоминаний захлестнул Матэ. Он понимал, что сейчас надо что-то сказать, объяснить, но по телу разлилась такая слабость, какую обычно чувствует тяжело больной человек, вставший на ноги после долгой болезни, когда он боится сделать лишнее движение, чтобы не упасть.

В полдень приехал областной прокурор со следователями, которые сразу включились в работу.

После обеда Матэ с помощью начальника почты собрал в помещении, где обычно демонстрируют фильмы, жителей села. К тому времени жители успокоились, и их уже можно было собрать. Перед началом собрания Матэ хотел было зайти к председателю сельсовета и все ему объяснить, да и самому кое в чем разобраться, но в последний момент передумал и только бросил беглый взгляд в окошко кассы, за которым сидел, сгорбившись, его бывший ротный.

Многие пришли на собрание с топорами. От стола, за которым стоял Матэ и начальник почты, до первого ряда было всего полметра. Во втором ряду Матэ увидел мужчину, который стоял на улице с лошадью. Начав говорить, Матэ ни словом не обмолвился о покушении, даже не упомянул имени Иштвана Куна. Он говорил о международном положении, о проблемах сельскохозяйственного производства и все время чувствовал на себе внимательный взгляд незнакомца из второго ряда, который не сводил с него глаз.

Вдруг незнакомец вскочил и, подбежав к Матэ, с силой всадил свой топор в стол.

— Если ты молодец, попробуй вытащить! — крикнул он.

В зале стало тихо. Матэ побледнел. Не спеша он снял пальто и, засучив рукава, рывком выдернул топор и отдал его незнакомцу. В задних рядах раздались жидкие аплодисменты.

— Силу не этим нужно проверять, — сказал Матэ.

Эти слова секретаря райкома потонули в шуме и криках: все вскочили со своих мест. У двери началась толчея, но общий поток вынес людей во двор.

После собрания Матэ сразу же поехал в Н. Допросы продолжались до вечера, и Матэ в задумчивости расхаживал по неопрятному двору сельсовета, отбрасывая из-под ног камни, облепленные грязью. До собрания у него не было времени думать о своем бывшем капитане, теперь же, чем больше времени проходило, тем больше Матэ мучился угрызениями совести, сознанием того, что он ничего не может сделать для своего ротного.

Когда механика увели на допрос, капитан остался один. Он безразлично смотрел на голую стену, радуясь тому, что остался один и уже не увидит перепуганной насмерть физиономии механика. Капитан сидел и думал о том, что Матэ за эти годы сильно похудел, что ему и сейчас, наверное, несладко приходится из-за этой кутерьмы.

Расхаживая по двору сельсовета, Матэ думал о капитане.

«Опоздал я сделать для него что-нибудь. А ведь он в свое время помог мне. Действовать нужно было сразу, как только я его увидел. А если он на самом деле виновен, я ничем помочь ему не могу. Ну а если он ни в чем не виноват, то в моей помощи и вовсе не нуждается. — Матэ закрыл лицо руками. — Но как он может быть ни в чем не виноват, если постоянно пьянствует, забросил все дела, да и алиби у него нет».

На обратном пути «шкода» не раз заезжала в грязь. Приходилось выскакивать из машины и вытаскивать ее из грязи.

Когда Матэ зажег спичку, чтобы посмотреть на часы, оказалось, что уже поздно.

— Ты давно знаешь председателя сельсовета? — спросил начальник полиции.

— С фронта, — помолчав, ответил Матэ. — Он был командиром роты, в которой я служил.

— Я потому тебя об этом спросил, что у моториста оказалось бесспорное алиби.

Матэ сгорбился и ничего не ответил. До сих пор он чувствовал, что твердо стоит на ногах, понимает, что поступает правильно, но теперь, когда появился этот капитан, ему показалось, что он совершает одну ошибку за другой.

Машина приближалась к городу. Вдали виднелись огни. От сильной тряски у начальника полиции заболел желудок.

— Если Иштван Кун умрет, не знаю, что я сделаю с этим председателем, — сказал он.

— Может, еще выживет.

— Состояние очень тяжелое. Врачи не надеются.