Матэ прошел на почту. Начальник почты встретил его внутри здания. Провожая Матэ по коридору, украдкой выглянул на улицу, словно хотел удостовериться, что за Матэ никто не идет. Он впервые в жизни столкнулся с опасностью. Всю ночь не спал, запас почтовых марок он спрятал в погребе, а ключ от сейфа закопал в золу. Он ждал каких-то чрезвычайных событий, но каких именно, и сам не имел ни малейшего представления. Загнав патрон в ствол пистолета, он охранял здание почты и, хотя дрожал от страха, решил ни за что не подпустить к двери ни одного человека, даже если ему придется применить оружие. В Матэ он увидел своего спасителя и очень обрадовался ему.
Матэ скользнул взглядом по слегка располневшей фигуре начальника почты, который стоял у окна и боязливо задергивал занавеску.
— Я мало что знаю, — запинаясь, ответил начальник почты на вопрос Матэ. — Утром к окошку подошел рыбак и сказал, что он пойдет к затону и затопит там свою лодку.
— А вы ему что ответили?
Начальник почты молчал, растерянно переступая с ноги на ногу, потом переспросил:
— Я?
— Что-то сказали ему, наверное?
— Действительно, что-то сказал, но что именно, сейчас не помню. Все село было похоже на растревоженный улей.
Матэ в сердцах дернул начальника почты за пиджак:
— А вы чего испугались? Уж не того ли, что партсекретаря пырнули вилами?
— Ходят слухи, что всех нас за это убийство накажут: мужчин упрячут в лагерь для интернированных, а имущество конфискуют.
— Кто распространяет такие нелепые слухи?
— Сейчас трудно сказать, кто именно, но факт остается фактом: сегодня утром во многих дворах забили поросят и телят.
— А вы молча слушаете эти сказки да держитесь за пистолет?
— А что я мог сделать? — удивленно спросил начальник почты.
— Нетрудно было додуматься.
— Я не имел права покидать почту, я приносил присягу почтовому ведомству.
— А райкома для вас разве не существует?
Начальник почты испуганно замолчал.
— Почта — учреждение очень важное, — наконец выговорил он, подобрав нужные слова. — Если почта находится в руках партии, в ее руках, считай, вся местная сеть связи...
— А в это время убивают секретаря.
Начальник почты покраснел. Взяв со стола пистолет «ТТ», он положил его во внутренний карман пальто. С той ночи, когда его подняли с постели и он позвонил, чтобы вызвать «скорую помощь», он только и ждал той минуты, когда приедет кто-нибудь из начальства, но никак не думал, что секретарь райкома сразу же появится здесь.
— Все произошло совершенно неожиданно, — тихо начал начальник почты. — Примерно в половине третьего ночи кто-то пробежал по улице и прокричал, что тревога была ложной. Мол, партсекретарь нашелся, а чтобы он протрезвился, мать облила его холодной водой. Люди бросились туда. Кто-то другой крикнул, что Иштван Кун покончил жизнь самоубийством. Я, товарищ секретарь, бросить почту не мог и потому...
— Об этом вы уже говорили.
— В район о случившемся сообщил я лично.
— Если вы не рискнули пойти к людям, хоть бы крикнули им что-нибудь через окно. Ведь они у вас получают деньги, письма, к вам приходят за советом... Да что мне вам объяснять? Хотя бы попытались наставить их на ум-разум!
Через несколько минут они шли по мокрому грязному тротуару. Впереди шагал кривоногий начальник почты, ступая от страха так, что казался еще более кривоногим. Крестьяне, завидев их, прятались под навесы, откуда с любопытством наблюдали, что будет дальше. Матэ останавливался то перед одним, то перед другим домом в надежде, что вот-вот откроется дверь или окно дома и кто-нибудь позовет их, но все его ожидания были напрасны.
— Он умрет? — спросил у Матэ начальник почты, когда они проходили мимо пожарного сарая.
— Сейчас его оперируют.
— Говорят, что беднягу насквозь проткнули.
Оба немного помолчали.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Матэ.
Начальник почты так и застыл от изумления:
— Я? Какое я имею право подозревать? Я член парткома, но мне неизвестно, кто точил зуб на Иштвана.
— А у него были недоброжелатели?
— Не знаю.
— В селе Иштвана Куна уважали?
— Многие его любили. Считали порядочным человеком. Отец его работал до самой смерти здесь же, в селе.
«Если бы все эти люди пережили то, что пережил я, — думал Матэ по дороге, — они не бегали бы по селу, как кошки, не пили бы палинку, не грозили бы Иштвану Куну, не присылали бы анонимных писем мне и не будили бы по ночам, барабаня в окошко».
Снова полил холодный дождь.
Возле артезианского колодца, вырытого в конце длинной улицы, у высокого тополя, стоял худощавый мужчина с сумрачным лицом, держа на поводу крупную лошадь, покрытую попоной. Своей худобой и неуклюжестью лошадь походила на своего хозяина. Мужчина, казалось, не обращал внимания на дождь. Его голову и плечи покрывал мокрый кусок мешковины. Мужчина ждал, когда Матэ подойдет к нему ближе.
Наклонившись к Матэ, начальник почты прошептал:
— По его внешнему виду можно подумать, что у него не все дома. Ему на свете многое пришлось перенести. Во время войны он вот на этой лошади, запряженной в телегу, и приехал в наши края из Трансильвании.