Времена года

Май облизнула ложку с мороженым и задумчиво посмотрела на Илью:

– Ну… у тебя будут белоснежные виски, очки и красивая деревянная трость с серебряным набалдашником, как в кино.

– А какой станешь ты?

– А я стану великолепной тираншей и каждый день буду выводить тебя на прогулки. Надо только найти длинную липовую аллею. Представь: аллея, ежедневный моцион, твое ужасающее ворчание, трость и мое несгибаемое тиранство.

– А как же скрипка?

– Одно другому не мешает, – авторитетно заявила Майя и отправила в рот конфету.

Позже, дома, они прослушали все три варианта каприччиозо, и Май расспрашивала подробно, какое исполнение Илье понравилось больше, и почему, и как мог бы охарактеризовать каждое. Она не могла усидеть на месте и, пока он рассказывал свои впечатления, ходила, резко останавливалась, прерывала возгласами:

– Да! А вот смотри, вот в этом моменте…

И ставила музыку сначала. И он был вынужден признать, что Сен-Санс ей очень идет. Своей яркостью, легкостью, порывистостью. Он потрясающе сочетался с юностью Май. И Илья снова ею любовался.

А поздно вечером позвонила Алиса:

– Привет, Илья! Никогда бы не подумала, что ты любитель маленьких девочек. Вот сюрприз так сюрприз.

Он не стал спрашивать, где она его видела, вместо этого задал встречный вопрос:

– Привет, а ты на собеседовании?

Дальним фоном слышалась клубная музыка.

– Какой догадливый. Но тут неинтересно. Гораздо интереснее наше с тобой собеседование. Продолжим? Я, между прочим, отличная ширма для твоих увлечений юными телами. А среди них несовершеннолетние имеются?

– Алиса, ты перегнула палку, – холодно произнес Илья.

– Прости… – сказала она тихо и серьезно после ощутимой паузы. – Это все женская зависть. На устрицы, я так понимаю, напрашиваться бессмысленно? Занят, да? Что делаешь?

– Слушаю Сен-Санса.

* * *

Визитным понедельникам шел третий месяц. Севкин педагог, который вел его с самого начала обучения, уже в достаточной степени владел левой рукой, вполне уверенно ходил и планировал со следующего семестра вернуться к работе – не мог же он на последнем, выпускном курсе оставить своего любимого и самого талантливого ученика без надзора. Но традиция заходить по дороге в кондитерскую и потом пить чай у Александра Давыдовича прижилась, и обоим студентам – и Скрипке, и Контрабасу – даже в голову не приходило, что пора эти визиты прекращать. Как можно прекратить, если их ждут?

В тот понедельник Севка долго не мог распрощаться с дорогим наставником, и Майя отправилась ждать на улицу. Тем более там так чудесно. Май. А Севка своими длинными ногами потом догонит.

Двор был густо усажен кустами сирени – еще только-только начавшей набирать цвет. Три старых тополя, высотой почти вровень с домом, создавали тень. А на клумбе вопреки тени буйствовали яркими красками чьей-то заботливой рукой высаженные тюльпаны и нарциссы. Вокруг – тихо, безлюдно. И, наверное, можно совершить хулиганство и сорвать один цветок. Но лучше – просто понюхать. Вблизи они, наверное, пахнут особенно сильно. Майя собралась присесть на корточки поближе к алым и бело-желтым каплям.

Но вместо этого неожиданно полетела вперед и вниз.

Угол бордюрного камня пришелся между виском и скулой. Отчего-то обожгло болью кисть – хотя не на нее падала. А потом сознание отключилось.

– Майка! Майка, ты чего?! Майка, глаза открой!

Вернулось сознание чьим-то торопливым голосом и ужасной болью во всей голове сразу. Майя приоткрыла глаза и тут же зажмурилась. Сквозь еще редкую листву на макушке тополя прямо в лицо било солнце. А сидевший рядом бледный Шпельский решил вдруг потрясти ее.

– МАЙЯ!

– Перестань! – она застонала. От тряски боль стала невыносимой.

Он не перестал. То есть трясти перестал, но вместо этого принялся тянуть ее вверх, усаживать, обнимать. А ей хотелось снова отключиться.

– Майя, у тебя кровь… – Севка придерживал ее за плечи и говорил почему-то шепотом.

– Ерунда…

– Нет, не ерунда! – он выудил откуда-то платок и начал вытирать ей скулу. Стало еще хуже, и Майя отпихнула его руку.

– Сева, отстань от меня!

– Не дождешься! – он потянул ее снова вверх. – Встать можешь?

– Не могу.

Оказалось, может. Контрабасное упрямство иногда бывает просто запредельным.

Он ее поднял. И куда-то потащил. Куда-то далеко и долго. Непередаваемо долго. На другой конец света. Майя не очень понимала, куда они идут, – голова была как неваляшка, все крутилось, и качалось, и норовило упасть. Севка держал за локоть крепко и ловил. Около пешеходного перехода выхлоп от проехавшей маршрутки чуть не спровоцировал приступ рвоты. Пришлось зажимать рот и прикусывать язык. И дышать носом Севке в плечо. От него пахло почему-то стиральным порошком и канифолью. И еще лекарствами. Но это лучше, чем вонючий дым от маршрутки. Они перешли дорогу только на следующую фазу зеленого.

Там, на той стороне улицы, Майя вдруг осознала, что руки у нее пустые.

– Сева… – она резко остановилась. – Сева, мы оставили там мою скрипку. Надо вернуться!

– Ох, Майка… – у него какие-то совсем странные глаза. Не контрабасные. – Пойдем, а? Мы уже почти пришли. Вон общага.