Времена года. Ich will (Однажды в Гейдельберге) (СИ)

— Я настоящий был ей отвратителен. Она с трудом выносила мое присутствие в доме и рядом с собой. И ничего не могла, а, может быть, не хотела с этим поделать. Так из когда-то любимого сына я стал «оно» и «шлюшкой», занимался я тоже «черт знает чем», только подтверждая свою «неправильность». Мне было очень обидно слышать все это. Я любил мать и старался быть хорошим сыном. Но оправдать ее ожидания и «исправиться» не мог. Я замкнулся в себе, все время слышал ее оскорбления в голове. Я перестал чувствовать, что достоин ходить по этой Земле наравне с другими, «правильными» людьми. Я был «неправильным». И ничего с этим поделать не мог. Мои желания сводили меня с ума. Я пытался подавлять их, терзался чувством вины и чувствовал себя «грязным». Но «почиститься» не мог. Когда я переходил улицу через дорогу, то часто делал это перед машинами, несшимися прямо на меня не снижая скорости.

Тони снова обозревал пейзаж молча. Владислав стоял рядом и тоже молчал.

— К счастью, в какой-то момент инстинкт жизни все же перевесил желание умереть. И моя обида превратилась в злость и в ненависть. Наверное, тогда я и научился драться насмерть. Неважно, буду я жить или нет, но умереть в бою хотя бы не так стыдно, как сконать под машиной от обиды и горя.

Тони пожал плечами. Взгляд его был по-прежнему устремлен вдаль. Но казалось, что он смотрит сквозь время и пространство — внутрь, в вечность.

— Хотя какая разница? Смерть — она и есть смерть, — продолжил он. — Я решил бежать. Не хотел уезжать, но жизнь в Украине была невыносимой. После того, как на улице мне начали плевать под ноги и угрожали избить, я постарался изменить свой внешний вид так, чтоб не вызывать больше подозрений, а дома перестал отвечать на оскорбления и срываться, как бывало раньше. Объяснять и доказывать что-либо тоже перестал. Так я оказался еще и «змеенышем» — затихшим и от того, наверное, еще более отвратительным. Но мне уже было все равно. Я принял решение и шел к своей цели. Несмотря ни на что. Я до сих пор не простил свою мать. И не знаю, смогу ли сделать это когда-нибудь.

Тони снова замолчал. Вздохнул и продолжил.

— Иногда я все еще слышу в голове оскорбления, которыми меня «удостаивали». К счастью, с каждым годом все реже. У меня получилось сбежать. Я был молод, умен, хитер и силен. Сумев скрыть свою ориентацию, чего не смог сделать Алекс и чего лишены женщины по факту рождения, я обладал привилегиями белого гетеросексуального мужчины, необходимыми для построения карьеры и для уважительного отношения социума.

Тони нервно сглотнул. Выдохнул, вдохнул и продолжил:

— Я выдержал. Сейчас мне всего тридцать пять, а здоровье уже начинает подводить. Так, как смог сделать я, могут не все. Разрушаются семьи, уничтожаются карьеры, отсутствуют перспективы развития способностей и реализации потенциала. Люди заканчивают жизнь самоубийством, не выдерживая давления и агрессии общества, стирающего «неугодных», «ненужных» и «бесполезных» в пыль бессмысленно и беспощадно, погибают от нищеты, болезней, отсутствия поддержки и понимания.

Тони посмотрел на руины замка на горе.

— В Германии мне заниматься личной жизнью было некогда. Попробовал — не получилось. И ладно, лучше уж работать. Маска, впрочем, надежно приросла. Проблемы в незнакомой среде мне были не нужны, хоть здесь и гораздо лучше относятся к ЛГБТ людям. Потом я встретил Алекса. Вот и вся история.

Владислав посмотрел на Тони, выглядящего, несмотря на свой возраст, все еще очень молодо и андрогинно. Такой судьбы он своему сыну не хотел. Пусть уж лучше красится во все цвета радуги и рисует своего «Ти» на досуге. А там, глядишь, и что-то путное из него выйдет.

У Тони зазвонил телефон.

— Вы где?! — возопил Алекс.

— На мосту, — нервно хохотнул Тони.

— Нашли, куда пойти, — фыркнул Алекс. — Ждем вас в кафе.

Ресторанчик Тони был хорошо знаком, они часто там с Алексом бывали. Он посмотрел на Владислава.

— Ну что, услышали то, что хотели? — усмехнулся Тони.

— Да, — серьезно ответил Владислав.

— Идемте?

— Идем.

***

Увидев Тони с отцом, подходящего к ним, уже сидящим за столиком, Алекс поднялся.

— Ти, что с тобой? Ты будто в аду побывал.

Алекс обнял мужа. Прижал к себе.

— Зачем вы туда ходили? — тихо спросил он.

Тони обнял его в ответ.

— Все уже хорошо, любовь моя, — шепнул он.

Владислав поразился тому, каким его сын был сейчас. Сквозь яркую и веселую одежду внезапно проступил совсем другой образ — не по годам ответственного и заботливого человека. Он таким в двадцать четыре не был.

Алекс посмотрел на отца. Как и когда они приехали весной к родителям, ничего не сказал. Только коснулся щеки мужа губами.

— Тут же твои родители, — смутился Тони.

— Пусть смотрят, — ответил Алекс. — Мы есть. Мы живы. И я, и ты.

Комментарий к Часть II. Шлюшка

Сконать (укр.) сконати - сдохнуть.

========== Часть III. А больше ты ничего не хочешь? :) ==========