Времена грёз (СИ)

Пошарив взглядом по ближайшим полкам библиотеки, я достал словарь и чей-то старый пересказ этой странной легенды. Даже не представляя, кто мог написать подобную поэму и чем руководствовался в ее создании, я чувствовал какую-то причастность к событиям в ней и искренне жалел героев.

— Отчего же ты грустишь, Ганим?

— Я… текст, что ты мне дал, написан так хорошо, что, прочитав впервые, я заплакал и долго не мог успокоиться.

— Тебя так это тронуло?

— Похоже, я несколько сентиментален.

Гость прошел ко мне и, положив руку на плечо, ободряюще его сжал, встретив мой смущенный взгляд. Едва он оказался рядом, как до меня донесся сладкий запах специй и сандала, будто бы специально дурманя сознание.

— Мне кажется, развивай ты свой талант, то написал бы не хуже.

— Ты правда так думаешь?

— Правда. Почему ты пишешь так редко?

— Никому не интересно читать про… такое.

— Любовь?

— К мужчинам, от мужчины, это же бред. А писать о девушках у меня получается натянуто и… плохо.

— Какие глупости, ты зарываешь свой талант, и даже если слушатель найдется лишь один, то хотя бы ради него тебе стоит писать. Вдруг, именно ему будут важнее всего эти строки.

— Давид, мне кажется, ты преувеличиваешь…

— Скорее наоборот, преуменьшаю. Пообещаешь мне почаще возвращаться к собственным стихам?

— Давид, я не…

— Пообещай, прошу тебя, мне тоже важно это.

— Д-да, конечно, я буду писать чаще.

Мужчина улыбнулся и, кивнув, отпустил меня, вернувшись к камину и креслам. Я же, вновь отвернувшись к полкам, постарался унять свой трепет и удержать глуповатую ухмылку, в которую мои губы так и норовили растянуться. Свои стихи я редко кому показывал, даже Софи их толком не видела, но, чувствуя такую поддержку, мне захотелось тут же рассказать о них каждому в доме. Или наоборот посвятить пару из них вполне конкретному лицу.

Потратив немало сил, чтобы успокоиться и удержать свои эмоции, я все же припомнил, зачем пригласил Давида к себе. Прошествовав к камину, я проследил, как одна из горничных вошла в библиотеку и, оставив поднос с чаем, лишь единожды бросила взгляд на Давида из-под полуопущенных ресниц и поспешила уйти. Даже удивительно, что она не придумала повода задержаться и дольше поразглядывать беллаторца, как это делали девушки в кафе или ресторанах, где мы бывали.

— Что ж, я думаю, можно продолжить перевод.

Отложив словарь, я открыл свой блокнот и взял карандаш, но Давид, разлив чай по чашкам, покачал головой.

— Если ты не против, я предлагаю зачитывать фрагменты по ролям, как в прошлый раз. Так легче понять звучат они или нет.

— Да, конечно, я только за.

Беллаторец взял в руки листы с заготовленным текстом, и мы начали работу, периодически прерываясь и вслух проговаривая реплики по ролям. Волей случая ему досталась роль Люцифера, и я вновь смог наслаждаться его игрой, кажется, совсем забыв счет времени.

— Но тварь в себе скрывала злого духа.

Давид с удовольствием продолжил:

— Нет, тварь его лишь разбудила в тех,

С кем говорил язык ее коварный.

Но мы — мы знаем истину и станем

Провозглашать лишь истину…

— Смерть мне внушает трепет.

Она есть нечто грозное: но что же

Она нам всем, виновным и невинным,

Как зло была объявлена: какое?

— Вновь прахом стать.

— Стать неподвижным прахом

Еще не зло; но только бы не быть ничем иным!

Прервавшись, я заметил на пороге Софи и, воспользовавшись паузой, поспешил подойти, приветственно обняв ее.

— Сестра, ты вернулась! Ты так рано сбежала сегодня из дома, что-то случилось? На тебе лица нет.

— Все хорошо, я просто по уши в работе, забегала сегодня на службу к Элею поговорить о часовне.

— Боги, тебе стоит отдохнуть хоть немного, я видел, что ты за чертежами все свободное время проводишь. Используй возможность, пока Каин занят, и поживи хоть немного для себя.

Сжав плечи девушки, я заглянул в ее глаза, ожидая реакции.

— Хорошо, братец, я попытаюсь.

— Ловлю на слове, а пока можешь послушать наши потуги в поэзии. Давид привез часть старых рукописей из Беллатора, и наш театр решил создать новую постановку на их основе, только нужно все правильно перевести.

Я подтолкнул Софи к креслам и, подхватив свою чашку, долил туда чай, отдав ее сестре. Давид решил продолжить смущать меня совей похвалой.

— И ты неплохо с этим справляешься, умеешь подобрать верный слог.

— Кажется, ты меня перехваливаешь.

Слегка смутившись, я дождался пока сестра сядет рядом и записал последние переведенные строки в блокнот. Софи с некоторой отстраненностью отпила чай и, поставив чашку на стол, взглянула на беллаторца.

— Впервые узнаю имя мужчины уже после того, как увижу его обнаженным.

— А я ваше имя так и не узнал.

Не веря своим ушам, я замер и, чуть не выронив карандаш из ослабевших пальцев, поднял голову.

— Простите… вы знакомы?

Покачав головой, Софи откинулась в кресле и пожала плечами.

— Один раз встретились, случайно.

— В борделе.

— Надеюсь, знакомство со стражами для вас прошло безболезненно.

— Они могли быть и помягче.

— Я обязательно передам им ваши пожелания.

Они говорили об этом так, будто обсуждают погоду, и только я был растерян настолько, что едва мог сохранять хотя бы внешнее спокойствие.