Я почтенно поклонился медведице и показал на свободное место за главным столом. Васька осторожно провел ее туда и помог сесть на подготовленную заранее шкуру, расстеленную на земле. Гета прошла следом за ними и села на стул рядом с гостьей.
Люди, пришедшие на праздник, будто замерзшие фигуры наблюдали за нами, но, видя, что зверь не собирается нападать или буянить, по одному начали медленно расходиться, создавая хоровод и подтягиваясь к столу, чтобы поприветствовать Амикан.
Музыка заиграла с новой силой, первые смельчаки, увидевшие медведицу, с восторгом кланялись ей и просили себе звериную силу, ловкость или защиту в лесу. Марья внимательно выслушивала каждого из них, принимая чужие дары и внимание. Кивком она давала понять, что прошение человека она запомнит и отпускала жителей обратно пировать.
Геката же почти не реагировала на жителей, отстраненно наблюдая за ними и сжав в руке посох. Ощущая, как сильно она напряжена, я встал рядом и хотел прикоснуться к дочери, но вместо этого услышал ее шепот.
— Сядь рядом, пожалуйста, но не отдавай пока силы, они могут пригодиться. Зверь очень силен.
Кивнув, я взял у одного из охотников еще один стул и послушно сел к Гете, сжав ее свободную ладонь.
— Обязательно скажи, если тебе нужна будет помощь, не делай все сама.
— Хорошо.
Улыбка скользнула по губам девушки, кажется, даже с такой поддержкой ей стало намного проще.
Мы просидели так почти весь вечер, пока последние из празднующих не подошли к столу, оставив на нем кружку, наполненную медом.
— Вот и настало время.
Я думал, что кто-то из охотников выйдет к медведю, но они все обратили внимание на меня. Видимо, по негласному договору они сейчас выбрали меня Старшим.
Едва ли не смутившись, я дал знак Васе и прошел к Марье, вновь взглянув в ее глаза.
— Достойно ли встретили тебя, Амикан?
Медведица будто бы ухмыльнувшись, кивнула мне.
— Уважили ли мы тебя, Амикан?
Снова кивок.
— Расскажешь ли всему лесу, как хорошо здесь?
Амикан вновь встала на задние лапы и, гордо осмотрев селян, коротко зарычала так, что по всей деревне пронесся ее голос. После, она вновь села и позволила Ваське напоить ее медом, скрепляя свое обещание. Пустая кружка громко ударилась о столешницу, давая понять, что ритуал исполнен, и жители с громким ликованием вновь бросились в пляс под звуки гармоней, барабанов и флейт.
— Нам пора.
Гета встала на ноги и дождалась, пока брат выведет Марью из-за стола. Быстро попрощавшись с присутствующими, мы двинулись в обратный путь к дому ведьмы и оттуда к лесу, остановившись лишь на границе заднего двора.
Там я наконец-то смог обнять медведицу и напомнить ей о своей тоске, о том, как сильно я ее люблю и как скучаю. Она не могла мне ответить, но печальные глаза вторили моему сердцу. Вася, кажется, лучше всего понимавший сейчас Марью, не смог сдержать слез, прижавшись к боку зверя.
— Спасибо мам. Ты у меня самая лучшая.
Дочь, отбросив свою маску страшной ведьмы, зацеловала медвежий нос и зарылась руками в густую шерсть. Фыркнув, Марья лизнула ее щеку в ответ, заставив Гету рассмеяться, и все же оставила нас, развернувшись к лесу.
Ее силуэт быстро исчез под пеленой нового снегопада, а крупные хлопья начали быстро заметать следы. Только теперь Геката отпустила свои чары, вернув зверю сознание и едва не упала без сил. Подхватив ее, я прижал дочь к себе крепче и понес к дому, отдавая ей часть собственной магии.
— Спасибо, Гета.
— Тебе спасибо, пап.
Лампа Альхазреда
Машина плавно остановилась, мягко вытеснив меня из тревожащего сна. Чужие воспоминания оставили мне горькое послевкусие и тоску по близкому человеку, но от чего-то мне казалось, что это была не последняя потеря в жизни Ньярла, а лишь часть его пути. Одна из частиц общей головоломки, приведшей его к тому, что сейчас есть.
Разлепив веки, я ощутила тепло рядом, чье-то размеренное дыхание и руку, мягко придерживающую меня. Видимо, уснув в пути, попыталась найти опору и подушку.
Поежившись, я подняла голову с плеча Каина и неловко отстранилась от него. За окнами показался наш дом и кованые ворота.
— Ты снова плакала во сне.
— Мне снилось, что Ньярл вернулся в деревню из-за смерти Марьи.
— Ах вот оно что, да, помню, он рассказывал о медведице.
Мужчина достал из кармана платок и дал мне вытереть остатки слёз. Промокнув мягкой тканью уголки глаз, я, смутившись своей эмоциональности, поспешила выйти из машины, в открытую Гани дверь.
— Как ты, братец?
— Не знаю, все еще не понимаю. С одной стороны я рад, а с другой… — он продолжил едва слышно. — У меня сердце кровью обливается.
— Еще раз извини, что так получилось.
— Нет, ты тут не при чем, я все понимаю, просто мне обидно, что все закончилось именно так.