Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун

Затем, когда рынок постепенно начинал расходиться, а люди уже либо купили, либо продали что-то и успели вдоволь нагуляться по базару, они один за другим возвращались домой к Дабао за оставленным добром. Некоторые, забрав вещи, говорили: «Простите за беспокойство», бочком огибали прилавок и топали прямиком к выходу, только их и видели; а были те, кто только что продал товар и заимел в кармане деньжат, такие задерживались у прилавка и выбирали что-нибудь для покупки. Все они знали, что качество товара в семье Дабао превосходное, да еще и по справедливой цене, поэтому никогда не торговались. Так семья Дабао, приложив совсем немного усилий, распродавала все до одной вещи на прилавке, и кубышка возле прилавка была полна банкнот. Были и такие, кто не смог продать все, что с собой принес, на руках у них оставался кочан капусты, зимняя тыква, или половина бамбуковой корзины золотистой фасоли, или же несколько связок побегов дикого бамбука – то, что в общем называют «лежалым товаром», который жалко терять, но морочно уносить домой. Вот его и забирала семья Дабао, оплачивая полную стоимость и никогда не выгадывая подешевле, только затем, чтобы люди могли вернуться домой в хорошем настроении и со спокойной душой.

Каждый раз после базарного дня их семье день-два не нужно было покупать еду. Облегчив жизнь другим, они облегчали ее и себе.

Дни летели быстро. Незаметно Дабао перевалило за тридцать. Его ровесники один за одним засылали свах, некоторым уже и за детей наливали. Дабао не хотел более волновать родителей и решил жениться. Избранницей стала его одноклассница Тан Хунвэй, часто заходившая к ним домой поболтать.

Они быстро поженились, сторона жениха преподнесла родителям невесты щедрые сговорные дары, а семья невесты по традиции отдарилась еще более солидным приданым. На свадебном пиру было оживленно, хотя его не афишировали. Поставили четыре стола в средней комнате, два – по бокам внутреннего дворика, четыре – в мастерской на заднем дворе, и за этими десятью столами гостям было удобно и просторно. Здешние свадебные пиры проводили в полдень, а вечером, по завершении большого банкета, семьи жениха и невесты еще раз пили вино в тесном кругу. Этот день Дабао провел с душой нараспашку: во время полуденного праздника он подошел к каждому столу и выпил с каждым гостем по паре стопок, вечером вновь чествовал тестя и тещу, а с шуринами чокнулся несколько раз большими стаканами. Многие здесь возлияли чисто символически, халтурили – едва пригубляли свой напиток либо, если была возможность его разбодяжить, добавляли в чашу кипятка. А он нет. Он словно чистосердечно старался напиться, каждую чашу осушал исправно, не проливая ни капли, все больше впадая в раж и пускаясь на поиски того, кому бы бросить вызов. Обойдя два круга, он напился до того, что еле ворочал языком, не мог связать двух слов и толком удержать палочки. Увидев, что застолье пошло не так, теща поспешно повела семью прощаться.

Проводив гостей, жених с невестой хотели уж было задвинуть засов, как вдруг дверь с силой толкнули.

Никто и не предполагал, что пришедшим внезапно окажется старый друг Дабао – Хуэй Маото.

Хуэй Маото поприветствовал всех в поклоне со сложенными руками и с громогласным хохотом объявил:

– Поздравляю, поздравляю! А я незваным явился, не побрезгуете?

По старому местному обычаю на свадьбу можно было прийти только по приглашению, а коли приглашения не поступало, то будь ты хоть самым близким родственником и самым лучшим другом – просто так прийти было нельзя. Так было принято.

На голос из кухни вышла тетушка Болян, но, увидев, что гость Хуэй Маото, изменилась в лице, развернулась и сбежала обратно.

Дабао тоже не издал ни звука, лишь неподвижно сверлил Хуэй Маото взглядом. На лице его выступала испарина.

Тан Хунвэй в общих чертах знала причину, по которой семья не хотела знаться с Хуэй Маото, – он, задолжав Дабао крупную сумму денег, бесследно исчез и несколько лет даже во сне не объявлялся. Она много раз слышала ворчание тетушки Болян, да и остальные члены семьи были весьма рассержены.

– Мастер не идет к дверям гостя встречать, – продолжал Хуэй Маото, не переставая хохотать. – Как же так, у вас сегодня большой праздник, человек уже вошел, а ему еще никто горячего вина не поднес?

– Выпейте вина, конечно же, нужно выпить вина, – поспешно ответила Тан Хунвэй и дернула Дабао за рукав, побуждая подать голос.

Дабао аж протрезвел, выдавил улыбку и хриплым голосом произнес:

– Прошу к столу, два брата непременно должны про пустить по чайничку.

– Эй, не два брата, а три! Я сегодня специально пришел поздравить тебя и подарить тебе, братишка, два больших подарка.

С этими словами Хуэй Маото шагнул в сторону, и из тени у него за спиной медленно показался человек. На него упал свет фонаря.

Дабао глянул мельком и вдруг обрадовался.

– Чжун Хайжэнь?! Чжун Хайжэнь! – закричал он.

– Дабао, ох, Дабао! – произнес Чжун Хайжэнь, коснувшись его рукой, но не стал задерживаться, а прямо прошествовал внутрь комнаты и уселся там.

Оставшиеся поспешили следом.