Времена и время

Саня подмигнул себе в зеркало, подцепил крупинку зубной пасты, сунул щетку в рот. Тут Саша вошла в туалет, опустила стульчак.

– Привет, – сказала она.

– Мгм.

– Приснился мне херовый сон.

Саня сплюнул воду.

– Надо новости посмотреть, – проговорил невнятно и ушел в комнату.

Ребенок спит под барбитурой. Откуда берутся генетические болезни? Может, даются в генетическое наказание. Кара за грехи забытых кровных предков, ушедших в загробные сферы. Родя был обычным ребенком. Три года, три самых счастливых года семьи. Потом оглушающий диагноз, и – такое не лечат. Не лечат у нас. Есть несколько клиник в Европе, но это эксперимент. Это к тому же дорого. Дороже жизни? Ну, уж нет! Продали «трешку», съехали в съемную – бывшую однокомнатную улучшенной планировки. Спорное улучшение, когда без стены между спальней и кухней. А денег не хватило.

В долг у друзей? Попсовая песня: «Сань, понимаешь, с радостью бы. Но обстоятельства…».

Фонд «Милосердие». Жулики? Хоть палачи, но помогите!

Призывы в газете, мольба в интернете. В ответ – смехотворное сердоболие. Но единицы – есть и такие – все ж помогали, перечисляли. Банковский счет пополнялся. Медленно, как пыль на стекле, но вырастал.

Берлинская клиника дала согласие. Две тысячи двадцать второй – год надежды. Двойка счастливая у меня, радовался Саня. Все у нас получится. Сыну в подарок на Новый год настенный календарь с тигренком. Циферки обводи, Родя, фломастером, скоро поедем далёко-далёко, к самому лучшему доктору. Как Айболит? Как Айболит, только волшебней.

Двадцать второе февраля такая дата-палиндром, и немцы уточнили время. Двойка у нас к удаче! В марте ложимся в больницу! Саня и Саша счастливы. В Инстаграм фотография Роди, и надпись «Мы победим» в черно-оранжевой ленточке. Через неделю выставлен статус «Мы победим» с непревзойденным русским солдатом. Броня крепка и наши быстры, образ собирательный. Страна оправилась, стала сильна, теперь мы точно исцелимся. Теперь уже скоро.

Когда Саша вернулась в комнату, муж листал экран смартфона.

– Ты только не волнуйся, сядь, – Саня озадачен.

– Я не волнуюсь, – сказала Саша, быстро оглядев спящего ребенка.

– Немцы написали… это…. Саш, они отказались.

За стеной ударил маятник часов. Саша присела на край дивана. От потолочного плинтуса со скрипом отошел край обоев. Саша зашлась в бесшумном кашле. На полу стоял стакан с противной водой из-под крана. Два глотка, вдох-выдох, один очень громкий глоток.

– Как?..

– Пишут, – Саня вздохнул. – Из России не берут. Теперь.

–… что делать?..

– Что я могу?! Попросить? Кого и о чем?

– Тише…

– Что, санкции снять? Танки развернуть?

– Наши танки не повернут, – прошептала Саша.

– А Херсон мы взяли.

– Хоть есть и хорошая новость, – прошептала Саша.

– Немцы – ссу!..

– Тише… – шептала Саша.

– Фашисты.

– Фашисты, – Саша бросила под язык две таблетки успокоительного. – На войне всегда жертвы.

– Мы ночью казарму разбомбили в Запорожье.

– Так и надо, – шепотом пропела Саша. – Так им всем и надо.

В щель между штор виден башенный кран с желто-грязной стрелой. На шлепанцах лежит пустая упаковка шприца. Саша снова легла, накрывшись клетчатым пледом, как спряталась за решеткой. Матерчатой серо-зеленой решеткой, пахнущей медикаментами. Радостно-желтый тигренок с календаря машет маленькой лапкой.

Саня беззвучно отлепил плакат от стены. Кухня – не повернуться. В мусорном ведре лежат баночки и пузырьки, пустые блистеры от таблеток, мешочек из-под овсянки. Сверху упал смятый тигренок.

На Александра заехал строительный кран. Опять монотонная пытка. Казнь через отсечение частей души и тела будет продолжаться четырнадцать месяцев. При экзекуции симфоническому оркестру исполнять оптимистические советские песни. По исполнению приговора состоится торжественное водружение знамени. И фейерверк.

Не выдержать этого больше. И зачем, если надежды нет никакой?

Нет стены между спальней и кухней. Фашистам все равно, что нет перегородки. Это им за то и это, око за око, зуб клином, гудбай….

Повернул вентиль на трубе. На газовой плите вдавил переключатель. Медленно отпустил. Приятный запах.

Смартфон поднял с дивана, набрал одобрительный комментарий. Херсон – хорошо, вперед! У супруги дряблые веки. Саня поцеловал их, Саша не шелохнулась. Стройку за окном могут заморозить, но нам это не страшно, не первый раз. С прошлого века пытаются – не получается. Недостроенный дом постоит и разворуется, стены развалятся. Тут прорастет полынь и крапива.

Стульчик в прихожей сдвинут. Ножки его – не на отметинах в коврике. Шнурки на зимних ботинках сплелись, как жирные черные черви, трутся брюшко о брюшко, шевелят беспокойными щупальцами. Полувоенные берцы, кажется, разного цвета. Слева – полынь, справа – крапива.

Эффект ящерицы

В просторном помещении было прохладно, что неудивительно – два километра под землей и свинцовые стены, как Ганг в верхнем течении. Створки автоматических дверей бесшумно сдвинулись.

Герман погладил свою белокурую голову и поежился.

– Уже сто восьмой эксперимент, – сказал он. – А я волнуюсь, как в первый раз.