Времена и время

– Давай поменяемся, – без выражения произнес Раджив, застегивая до подбородка стерильную робу.

Герман не отреагировал. Он рассматривал средневековую приблуду на своих рукавах. Называется, «запонка». В прошлом любили быт усложнять.

– Документы, – Раджив протянул испытателю несколько бумажных книжечек перевязанных шерстяной ниткой. – Баварец Курт Мюллер. Это для окончательной фазы эксперимента. Из Новой Калькутты (тогда не новой, а просто) в Европу добираешься под видом английского баронета, фамилия – Макферсон. Вот паспорт и билет.

Герман распихал документы по карманам, надел на шею медальон на цепочке, служащий кнопкой возврата.

– А что это профессор Чен решился на ближайший заброс?

– Это, герр Мюллер, вам знать необязательно, – поморщился ученый.

– Так он всегда говорил, что минимальный скачок во времени, эти пресловутые сто сорок лет назад, небезопасен, – по виду испытателя нельзя было сказать, что чего-либо боится.

– Расслабься и получай удовольствие. Двадцатые годы двадцатого века, это интереснее, чем Чингисхан. Готов?

– Я готов.

– Пошел!

Герман встал на красный круг, тут же опустились заслоны. Раджив ввел пароль, нажал переключатель.

Квантовая машина времени – вот техника! Не то, что ламповый аппарат у конкурентов.

Через 3,14 секунды заслоны поднялись. Всклокоченный Герман стоял с медальоном в руке, он был одет в серо-зеленую форму с погонами. Еще и усы отрастил.

Испытатель подал Радживу медальон. Судя по датчику, в 1924 году от Рождества пророка Исы испытатель Герман, – а вернее, Курт Мюллер, – пробыл четыре месяца.

– Включаем дебактеризацию, – предупредил ученый.

– Да брось, Раждив! – махнул рукой Герман. – Там ничего такого. Ни «ковида 210», ни «ВИЧ -лейкемии», такие же люди. Тиф да сифилис.

– Положено, – ученый ввел код на сенсорном экране, в камеру начала поступать газообразная вакцина. – Ну как?

Испытатель обязан после путешествия во времени писать подробный отчет, но у Германа и Раджива сложилась традиция обсуждать накоротке самое важное сразу после возвращения.

– Штатно. – доложил Герман. – Документы были надежные, но в мире такая круговерть творилась… туда можно дивизион спецназа послать, никто не вычислит. В тюрьму города Ландсберга устроился без проблем. Надзирателям платят гроши, которые на фоне инфляции ничего не стоят, так что желающих было мало. Вскоре этого типа привезли. Нормальный мужик, патриот… Патриот это такой, который… сложно объяснить. Посмотри в словаре устаревших терминов. А так он грамотный мыслитель, вот я зацепил с собой, – испытатель достал из-за пазухи несколько исписанных листов. – Слушай!

Герман принялся читать, вставляя собственные пояснения.

– В Мюнхене, в нашем небольшом кругу мы стали обдумывать вопрос об образовании партии. Социальные воззрения нашей новой партии действительно означали целую революцию. Я и раньше много занимался экономическими проблемами. Но эти прежние мои занятия всегда более или менее оставались в рамках изучения социальных вопросов как таковых. Позднее эти рамки расширились

(Партия – это банда, которая борется за власть над людьми в пределах определенной части планеты. Нация – это такая искусственная общность людей в индустриальную эпоху).

Я полагал тогда, будто национальное значение капитала в том и состоит, что он целиком зависит от могущества, величия, свободы самого государства.

(Государства – это такие вечно воюющие корпорации в то время).

– Да знаю я! – в раздражении бросил Раджив. – Ты про эксперимент!

– Не-ет! Ты послушай. Прикинь! Вот ты бы в то время был знаешь кто?

– Как и сейчас. Хронофизик.

– Ничего подобного! Ты бы был индус. А я – немец. Смешно же! Так дальше, – Герман перевернул листок. – Я полагал, будто интересы капиталистов побуждают их способствовать свободе государства, Отсюда, казалось мне, задача государства по отношению к капиталу довольно проста и ясна: государство должно позаботиться только о том, чтобы капитал оставался слугою государства и не возомнил себя господином нации. А? Каково? Скажешь, не сильно?

– Сильно, – согласился Раджив.

– Задача вождя, творящего новую программу, заключается в том, чтобы с возможно большей ясностью показать самую ее суть. Это значит, что такой деятель должен больше думать о самой цели, нежели о пути к этой цели. Задача вождя, творящего программу нового великого движения, заключается в том, чтобы ярко обрисовать его цель.

– Я не помню, чтобы у европейских народов были вожди, – заметил Раджив. – Это больше у дикарей в джунглях.

– Даже религия любви на практике добилась только крайне частичного воплощения в жизнь по сравнению с тем, чего хотел ее творец, – читал Герман с удовольствием. – И тем не менее она имеет великое историческое значение, поскольку дала толчок всему культурному и нравственному развитию человечества в определенном направлении.