Времена не выбирают…

Горят письмена, и срываются звезды,

И заморозки забираются в сад.

Любил – и стоял к механизму пружин

Земных и небесных так близко, как позже

Уже не случалось; не знанье причин,

А знанье причуд; не топтанье в прихожей,

А пропуск в покои, где кресло и ложе.

Любил – и, наверное, тоже любим

Был, то есть отвержен, отмечен, замучен.

Какой это труд и надрыв – молодым

Быть; старым и всё это вынесшим – лучше.

Завидовал птицам и тварям лесным.

Любил – и теперь еще… нет, ничего

Подобного больше, теперь – всё в порядке,

Вот сны еще только не знают того,

Что мы пробудились, и любят загадки:

Завесы, и шторки, и сборки, и складки.

Любил… о, когда это было? Забыл.

Давно. Словно в жизни другой или веке

Другом, и теперь ни за что этот пыл

Понять невозможно и мокрые веки:

Ну что тут такого, любил – и любил.

«Испорченные с жизнью отношенья…»

Испорченные с жизнью отношенья

Не скрасит мела снежного крошенье,

Намыливает лишь сильней петлю.

Не позвонишь ей в день рожденья,

Не скажешь: «Глупая, помиримся, люблю!»

Она теперь с другими дружбу водит

И улыбается другим.

Мы что-то поняли в ее природе,

Чего стесняется она, изъяна вроде,

Порока вроде, – вот и льнет не к нам, а к ним.

Ей с ними весело, а мы с ней сводим счеты.

Уличена во лжи, как мелкое жулье,

Забыла ноты,

Стихи, запуталась, превысила расходы,

И в унижении мы видели ее.

И это – мелочи, и если называем

Их, то с тем умыслом, чтоб сути не задеть.

Петляем.

«С какою нечистью…» – И фразу заметаем

Снежком, наброшенным на эту тьму, как сеть.

Где ты была, когда, лицом уткнувшись в стену,

Пластом лежали мы, мертвей, чем талый наст?

Кого на смену

Нам присмотрела ты и вывела на сцену?

Влюблен ли он, как мы, и быстр, и языкаст?

«Нас не растрогает, – кричим, – твой вроде мела

Снег и дрожание заплывших тополей!

И есть всему предел, тебе лишь нет предела.

Ты надоела!»

И видим с ужасом: мы надоели ей.

Куст

Евангелие от куста жасминового,

Дыша дождем и в сумраке белея,

Среди аллей и звона комариного

Не меньше говорит, чем от Матфея.

Так бел и мокр, так эти грозди светятся,

Так лепестки летят с дичка задетого.

Ты слеп и глух, когда тебе свидетельства

Чудес нужны еще, помимо этого.

Ты слеп и глух, и ищешь виноватого,

И сам готов кого-нибудь обидеть.

Но куст тебя заденет, бесноватого,

И ты начнешь и говорить, и видеть.

«Какое чудо, если есть…

Какое чудо, если есть

Тот, кто затеплил в нашу честь

Ночное множество созвездий!

А если всё само собой

Устроилось, тогда, друг мой,

Еще чудесней!

Мы разве в проигрыше? Нет.

Тогда всё тайна, всё секрет.

А жизнь совсем невероятна!

Огонь, несущийся во тьму!

Еще прекрасней потому,