Времена не выбирают…

Скрипя; в сравненьи с теми, кто живет низко,

Я – горец; стадо коз мне завести впору,

Пасти над краем пропасти их, не боясь риска.

Когда Катулл во Фригию попал в свите

Наместника, он видеть мог пейзаж вроде

Того, что мы в окошечко с тобой видим.

Скалистый мрачный срез; очнись: сейчас сходим.

Французский ключ вставляется в замок просто.

Но знаешь, иногда мне жизнь моя странной

И непривычной кажется: в ее гнезда

И щели не попасть боюсь, как тот пьяный.

Жизнь тесная, крутая, но другой – нету.

Какая есть, такую и любить будем.

Откроем дверь, зажмуримся. Любовь к свету,

Должно быть, в прежней жизни внушена людям.

Не знаю, кто печалится, а я – весел.

О, лишь бы за окном синел родной город!

Душа намного старше этих стен, кресел,

Комода – века два ему, он так молод!

«Кто едет в купе и глядит на метель…»

Кто едет в купе и глядит на метель,

Что по полю рыщет и рвется по следу,

Тот счастлив особенно тем, что постель

Под боком, и думает: странно, я еду

В тепле и уюте сквозь эти поля,

А ветер горюет и тащится следом;

И детское что-то, заснуть не веля,

Смущает его в удовольствии этом.

Как маленький, он погружает в пургу

Себя, и глядит, отстранясь удивленно,

На поезд, и всё представляет в снегу

Покатую, черную крышу вагона,

И чем в представленье его холодней

Она и покатей, тем жить веселее.

О, спать бы и спать среди снежных полей,

Заломленный кустик во мраке жалея.

Наверное, где-нибудь и теплых краях

Подобное чувство ни взрослым, ни детям

Неведомо; нас же пленяет впотьмах

Причастность к пространствам заснеженным этим.

Как холоден воздух, еще оттого,

Что в этом просторе, взметенном и пенном,

С Карениной мы наглотались его,

С Петрушей Гриневым и в детстве военном.

Перед войной ( Воспоминание )

За кулисами сидят, открыта дверь из артистической,

В суконных гимнастерках, пиджаках.

Это – шефы. Это – сон такой, наверное, провидческий.

Актеры с ними, пиво на паях.

Сцена чуть видна отсюда из-за штор, фанерных ящиков,

Невероятных складок и завес.

Там, на сцене, флорентийская чума, актеры в плащиках,

А здесь – пивной, житейский интерес.

Там, на сцене, клочья дыма, пир горой и декламация,

Оттуда, отпылав и умерев,

Прибегают за кулисы, где горторг и авиация

Средь юношей сидят чумных и дев.

Друг мой, что это? Не жгущейся бывает ли история?

Совпавшему с минутой роковой,

Мне с младенчества близка в дыму густом фантасмагория

И, гибельная, кажется родной.

Посмотри, сейчас колпак бумажный снимет эта потная,

В бубенчиках, и скажет: «Духота!»

Это сон такой мне снится. И не тень ли мимолетная

Легла на них, грядущая беда?