Времена не выбирают (интервью Владимира Буковского)

— Ни то, ни другое, ни третье... Вести я себя всегда старался естественно, и вот чего никогда не хотел, так это кривить душой, идти против совести. Решил для себя, что этого делать не буду и в первую очередь потому, что насмотрелся на старшее поколение.

— Не желали становиться такими, как они?

— Да: вы вот видели, как миллионы людей убивают, и делали вид, что этого нет? — я так не хочу. 

— Каждому дана единственная и неповторимая жизнь, которую хочется прожить красиво, достойно, а Советский Союз был страной приспособленцев...

— ...вот!..

— Люди, которые в глубине души СССР ненавидели, ради карьеры, собственного спокойствия, того, чтобы по вечерам приходить безмятежно домой к жене и детям, кривили душой, ходили на партсобрания, выступали, одобряли, клеймили... Вам не говорили: «Тебе что, больше всех надо? Чего на рожон лезешь?»?

— Вообще-то, я много чего наслушался: и хорошего, и плохого, а знал одно: народ эту власть не принял. Пусть люди прикидываются, пусть вслух никогда этого не произнесут, но внутреннее чутье мне подсказывало: советский режим, коммунистическую идеологию Россия отторгла — я это почувствовал очень рано, с детства, и считал, что со всеми тут заодно.

— Только страна помалкивала, а вы протестовали...

— Ну, мало ли... У них проблемы, дети, карьера, а я молодой: ни семьи, ни профессии — что ж мне молчать-то?

Из книги Владимира Буковского «И возвращается ветер...».

«Как ни кинь, выходило, что других университетов, кроме Владимирской тюрьмы, уже у меня не будет: если даже не намотают нового срока, выйду из ссылки я в 83-м году, и будет мне 41 год — совсем не возраст для обучения, да и на воле ничего хорошего меня не ждало. Это только новичок, который первый раз сидит, — тот воли ждет да дни считает, и кажется ему эта воля чем-то светлым, солнечным и недостижимым — я-то сидел уже четвертый раз и знал, что нет большего разочарования в жизни, чем освобождение из тюрьмы. Знал также, что больше года мне на этой проклятой воле никогда продержаться не удавалось и никогда не удастся, потому что причины, которые загнали меня в тюрьму в первый раз, загонят и во второй, и в третий. Они, эти причины, неизменны, как неизменна и сама советская жизнь, как не меняешься и ты сам — никогда не позволят тебе быть самим собой, а ты никогда не согласишься лицемерить и лгать: третьего же пути не было.

^{«Сидел я четвертый раз и знал, что нет большего разочарования в жизни, чем освобождение из тюрьмы»}