Времени тонкая нить. Кирилл Лавров

Пришло время, когда мы решили все подготовительные вопросы: разработали документацию, согласовали ее, выполнили все экспертизы, получили разрешения, разобрали руины. С Кириллом Юрьевичем наметили время, пригласили гостей. Все собрались на строительной площадке. Стоял теплый августовский день. Ярко светило солнце, легкие перистые облака плыли в голубом небе. Никогда бы не поверил, что ночью была гроза и ветром вырвало с корнями старые тополя на соседней улице, покалечив припаркованные машины.

Солнце в августе особое, нежное и ласковое, а августовские ночи полны обаяния. Еще не знаешь, что произошло, но уже чувствуешь изменение в мире природы. Пришел последний месяц лета. В августе особенно остро чувствуешь свою связь с миром, свою сопричастность всему, что происходит в природе. От красоты бытия щемит сердце. Август возвращает детскую яркость ощущений, щедро одаривает сладкой грустью, пламенеет закатами и стелется туманами. Он августвует над нами, облеченный своей августейшей властью…

Сорок с лишним лет я в строительстве. Но, начиная новый объект, будь это уже сотый или тысячный, я всякий раз испытываю трепетное волнение: а получится ли в этот раз, удастся ли все задуманное?

Мы стояли с Лавровым рядом. После коротких речей он махнул рукой, огромный экскаватор вздрогнул, и первый ковш, до краев наполненный землей, стал поворачиваться к кузову машины.

В голове стучит одна мысль: только бы все вышло! В такие моменты все вокруг преображается, привычные вещи начинают приобретать особый смысл. Как тут не стать суеверным человеком, наверное, в каждой профессии есть свои предрассудки и свои приметы. Первый день начинается с ритуалов, многократно отработанных за годы, но все равно боишься что-то упустить из виду. Возникает ощущение, что к тебе, и только к тебе прикованы взгляды десятков людей, их слух устремлен лишь к твоим словам. Но вот все речи и напутствия позади, колесо завертелось, ты в отличной форме, и все идет, как задумано. Это тоже очень важно, так как человек начинает чувствовать себя более уверенным, понимаешь, что именно ради таких моментов стоит жить!

На следующий год, поздней осенью, мы сдавали дом в эксплуатацию. За время строительства Кирилл Юрьевич часто приезжал на стройку, и каждый его приезд становился праздником. Все хотели пожать руку великому артисту, поговорить с ним, задать вопрос, пообщаться с «легендой»… Конечно, при его занятости и возрасте он мог не участвовать в поездках на стройку. Квартиры мы и так передали бы актерам! Мог бы отправлять вместо себя директора театра, артистов. Но он приезжал сам.

Быть добрым может каждый, только не все почему-то стремятся творить добро и жить на благо других. Кирилл Юрьевич относился к тем людям, само присутствие которых делало нас чище, возвышеннее. Доброта — это и безграничная любовь, и глубокое уважение, и светлые мысли, и благородные поступки, и действия.

Его обаяние — искренность и естественность, доброта и внимательность, уравновешенность и дипломатичность, скромность и чувство собственного достоинства, эмоциональная глубина и сдержанность, одухотворенность, порядочность, нравственная чистота. С таким обаянием нужно родиться, оно зависит от масштаба личности и не имеет ничего общего с внешней красотой и привлекательностью.

Однажды дав слово, что он будет на строительстве дома оказывать помощь всем, чем может, он сдержал его. Я был поражен его чувством долга и ответственности. Порой так легко дать обещание, и так трудно бывает его выполнить! Всегда найдутся тому причины. Лавров был обязательным человеком, он берег то доверие, которое оказывали ему окружающие.

Как не хватает мне сейчас этого человека! Он был скромен, доброжелателен, деликатен, с интеллектом сочетал порядочность и благородство, чистоту мыслей, чувств, желаний и стремлений. Был способен встать на место другого, понять состояние его души и ума, отнестись к недостаткам и ошибкам великодушно и снисходительно.

Сколько проживу, буду хранить память о нем.

Вместо послесловия

Я пришел на открытие памятника Лавровым — Кириллу Юрьевичу и Валентине Александровне — и увидел огромный православный крест из мрамора. Говорят, сам Лавров хотел такой. Религиозность свою он никогда не показывал, но жил по-христиански. На церемонию собрались близкие — дочь, сын, внучка. Театральные сотоварищи. Друзья. Все сказали добрые слова и стали расходиться. День был холодный, с занудным питерским дождем. Стоял поодаль, смотрел на мокрый, серовато-холодный мрамор креста, улыбчивую фотографию Лаврова, и вспоминал его живого.