Милый мой, любимый. Я не могла разомкнуть объятия, не могла отпустить его, не могла остаться одна. Боже, помоги ему, больше ничего не нужно.
========== Глава 2 ==========
— Мышка, открывай! — Я уже без остановки барабанила в дверь.
Стук отражался от каменных стен коридора и напоминал боевой марш. Из-за двери раздался недовольный голос:
— Я занята, Кэлла, сейчас открою!
Боже! Отдать мне грязное белье — пара мгновений, а сестра возилась вечность и пискляво огрызалась. Отсюда и прозвище, на самом деле ее звали Дреммой, а в такие моменты хотелось придумать что-то неприличное. Тринадцать лет — волнительный возраст, она становилась женщиной, но это не повод изводить меня.
Дверь распахнулась. Мышка будто спрыгнула с потолка: черные волосы сыпались с плеч на грудь, серая юбка колыхалась, карие глаза сияли. Из-за яркого румянца лицо казалось шире, хотя было узким, как мое.
— Вот, вот, держи.
Она бросила охапку белья в корзину, что стояла у моих ног. Неужто Лормета все время терпела такое? Служанка таскала запасы из кладовой, матушка рассчитала ее и распределила обязанности между мной и сестрами.
Нас это несильно обременило, в замке были только прачка и кухарка, несколько девушек занимались уборкой, для расчистки двора от снега или листьев матушка нанимала детей из деревни. Рук всегда не хватало, и мы привыкли помогать слугам, перебирать овощи, нарезать их, следить за очагом. Еще у нас был конюх, но после смерти отца лошадей продали, и он стал стражником, старательно охраняя винные бочки в погребе. Матушка терпела, потому что он умел напугать и грозно махать мечом — большего не требовалось. Кто полезет в ветхий замок посреди болота, который стоит там едва ли не с сотворения мира.
Вздохнув, я подняла корзину и пошла по коридору. Эхо шагов уносилось вдаль, подчеркивая безлюдность: замок был велик для нас, и большая его часть пустовала. Я прожила здесь всю жизнь и не заглядывала в три из четырех башен, не ходила на верхние этажи и во многие пристройки. Даже детское любопытство не усмиряло страх — все было старым и готовым обвалиться. Отец восстановил Северную башню и несколько залов на приданое матушки, но сделать что-то еще не представлялось возможности.
Мы не нищенствовали, покупали мясо и сахар, всегда хватало угля. У нас с сестрами были платья из атласа и шелка, кружевные манжеты, сеточки для волос с жемчугом, матушка носила драгоценности наших бабушек. Мы могли выглядеть достойно, но богатства редко покидали сундуки. Для кого наряжаться, если кругом болото, а до ближайшей деревни четверть дня пути?
— Кэлла? — позвала Мышка.
Она скрестила руки на груди и задумчиво рассматривала меня. Глаза потухли и лицо стало задумчивым.
— Сизый ветер принес письмо, — сказала Мышка и закусила губу.
— Что с того? Голуби постоянно приносят письма.
— Это было с холма Виттилии, я слышала, как матушка говорила об этом.
— От кого?
— Не знаю. Но вдруг от него?
Корзина затрещала в моих пальцах. Боже, холм Виттилии, именно там жил Майтлин, то есть лорд Примар — его отец недолго прожил после визита к нам. Неужели… нет, он четыре года не вспоминал обо мне, письмо мог написать Тибо. Но он тоже забыл о нас.
Я все сильнее сжимала корзину и смотрела на Мышку. Она знала мой секрет и тревожно щурилась. Столько боли, столько слез пролилось из-за молчания Майтлина, а тут письмо. Может, не от него, может, не мне, но надежда билась вторым пульсом. Я развернулась и кинулась к комнате матушки, старалась идти спокойно, но ноги гудели и хотелось мчаться, скорее все узнать.
Пустые коридоры, узкие лестницы, коридоры, они словно растягивались и не пускали меня. Не знаю, что чувствовала. Хвала богу, битва не состоялась, а негодяй Майтлин так и не объявился, даже не написал. Я знала, что так будет, но как мучило расставание. Иногда казалось, что внутри что-то рвалось, собственная плоть терзала, требовала видеть Майтлина, вдыхать его запах, целовать. Будь у меня меньше гордости, отправилась бы на холм Виттилии. Потом пришла злость — он что, просто забыл свои обещания? Наши ночи так мало значили для него? Ему было двадцать три года, наверняка думал не головой. Злость помогла забыть, а потом… потом ничего не осталось, четыре года прошло. Воспоминания о Майтлине дарили тоску и неясную нежность. Удивительно, что письмо с холма принесло столько волнений.
Я едва дышала, когда поднялась по лестнице к низкой двери из темного дерева. Даже стучать не стала, просто влетела — в пекло, скорее. Комнату матушки освещали два узких окна, голые стены из неровного камня делали ее мрачной, вдоль них стояли стулья и ротанговые сундуки. Единственным ярким пятном была сама матушка. Она то хваталась за бумаги на столе, то нервно поправляла рукава голубого платья. В ушах мерцали серьги с сапфирами, а тонкий голос напоминал звон колокольчика:
— Так, забирай это. Еще это, их отправь немедленно.
Словно наугад матушка взяла охапку писем и сунул их юной служанке, что стояла рядом.
— Кэлла, дорогая, я как раз собиралась послать за тобой! И эти не забудь.