Временник Ивана Тимофеева

За ним сын его, добродетельно живший Федор Иванович,[310]государь всероссийский, наследовал престол своих предков в прекрасной святости, потому что царствовал, любя истину, незлобно и достойно; (подражая) кротостью Давиду,(он)пас своих людей, не любя крови; всю свою жизнь он проводил в посте и молитвах к богу, непрестанно и неусыпно день и ночь являясь великим предстателем (перед богом) о мире и святым царем. Имея постоянное стремление к церковному великолепию и благочинию и непрестанную заботу об украшении святынь, он любил монахов и нищих и очень много им подавал. Он явно нес подвиг воздержания, потому что кипел в душе своей любовью к делам иночества, хотя был покрыт светлостью багряницы. Его желанию так жить у себя в доме не помешали ни супружество, ни высота самого царства. Он боролся со всякой неправдой, чуждался ее, и, как Иов,[311] „даже устами не роптал на бога"; он за всю свою жизнь ни разу не осквернил мерзкими словами своего богомольного языка, но весь постоянно был охвачен всяческим благочестием; таким же незапятнанным, думается, и предстал он перед богом, потому, что один из всех сохранил первообраз и в дни своего царствования охранял от вражеских наветов достояние своих предков. Он царствовал не только над людьми, но и над страстями; думаю, что тот не согрешит, кто его и в молитвах призовет.

Жезл правления над людьми своего от века наследственного царства и всю верховную власть еще при своей жизни он отдал Борису,[312] который вскоре со всем лукавством похитил и престол его; этот же благочестивый царь Федор не оставил после себя миру благородного наследника — потомка, но благочестивые семена, сжав внутри себя, умертвил, потому что так было о нас суждено богом. Добрым царствованием богоугодного своего правления он окончил и запечатал существование своего рода. Увы, он был таков после своего отца, как всемирная свеча, зажженная для нас, или последняя пресветлая звезда, вскоре по божьему попущению погашенная в этой жизни нанесенными вражеским старанием ветрами, — она была благодатью светло зажжена для его царства во время его жизни и навеки. Он был тезкой по имени богозрителю Иеремии,[313] который был освящен еще во чреве до того как был спеленан, — он (Федор) произвел в дни своей жизни от своих чресл одну дочь, не оставшуюся в живых,[314] но однако тогда по поводу ее рождения у людей была большая радость, и ради любви к отцу и приязни к нему его подданных ее стали считать наследницей. Имел он у себя и брата от одного отца по плоти, по имени же и по естеству — от другой матери,[315] но злой раб, которого враг (дьявол) ранил властолюбием,[316] не дал мальчику войти в возраст. Он, как поросли, выросшей из корня, не допустил ему подняться в высоту и дать добрый плод, и срезал серпом смерти, как несозрелый и высокородный колос,[317] подражая Ироду; этим убийца издалека готовил путь к выполнению своего желания.

Увы! Общей кончиной этих двух братьев после их смерти был прерван род и весь благородный корень российских властителей! После же этих начали возводить на верх царства рабов — людей из среды бояр (членов синклита), но по-разному, одного так, другого — иначе: среди них первый — Борис, потом Расстрига[318] и те, кто за ними, чья дерзость была совсем бесстыдна и воцарение странно;[319] из-за них и земля, не терпя (этого), столько лет даже до настоящего времени смущаемая из-за царя, колеблется неустанно, о чем подробно и ясно будет рассказано в подобающих местах (людьми), способными на это, а не нами.

После них некто, не утвержденный всею землею царь,[320] думал, что держит Российский скипетр. Хотя он стал обладателем (царем) и не самостоятельно и не так, как его предшественники, но за грехи мира он не имел власти, потому что не по воле всей земли, не многими, а одним некиим гордецом,[321] однако имеющим силу, был подговорен на это и скоро, без замедления, и спешно — без рассмотрения воссел на высочайшее место (престол царя); он не так, как бывшие перед ним захватчики, склонял к себе меньших (людей). Ради этого и возненавидели его люди, и вся земля не захотела, чтобы он ею долго обладал и царствовал над нею, но воздвиглась на него яростной войной, придя войском под самую столицу царства, в которой его и весь род его заключили в осаде и отделили, как птицу в клетке. И по всей земле из-за него вспыхнул огонь ненависти, и многие города, принадлежавшие его крестопреступной власти, отписались от его имени и его власти, и в разных местах по отдельным городам начали возникать многие срамные и лживые цари из мельчайших и безымянных людей; больше же всего они ставились из среды последних страдников в безумном шуме городской чернью всей земли, досаждая этим законным царям; глядя на этих появившихся перед нами захватчиков, развращались и люди всей земли.

[9]. О целовании креста королевичу Владиславу [322]