Временно исполняющий

— Догадываюсь. Токмо уходить погожу. Не к спеху. Тем более что путевка с завтрашнего дня, а в гостиничном номере одному скучно. Надеюсь, Сергеевна не против нашей с тобой дружеской беседы. Хоть оно, правду сказать, стоя вроде бы ни к чему. С твоего разрешения сяду. — Он плюхнулся на просевший под ним диван, хмыкнул в усы, спросил с деланным интересом! — Так что за хворь у тебя?

— Фиса уже успела назвонить?

— Нет. «Маяк» передавал в девять ноль-ноль. Дважды повторил: так и так, мол, захворал товарищ Карпов, отправился к профессору на прием…

Павел Андреевич рассмеялся:

— Балабон!.. До седых волос дожил, а без подначки не можешь.

— Так что профессор наколдовал? Диагноз какой поставил?

Павел Андреевич искоса посмотрел на жену, хлопотавшую подле небольшого стола в глубине комнаты, и у него, как и всегда, когда у нее темнело лицо и дрожали от волнения губы, защемило сердце.

— Да сущая чепуха, — ответил как можно беспечнее. — Аппендицит, лихо ему, разыгрался. Нашел где! Придется под ножик. Может, завтра и отправлюсь в больницу.

— Завтра? — переспросила Анфиса Сергеевна и обернулась к мужу. — Что за спешка?

— Два приступа… Не ждать же третьего… Да ты зря волнуешься. Недельку отлежу. — Он подмигнул Гавриилу Прокофьевичу, прося у него поддержки.

— И того меньше, — подхватил Трощенко. — Аппендицит — семечки: тоже мне операция!.. — И стал в этом духе распространяться.

— Да хватит обо мне, — прервал его Павел Андреевич. — Давай сменим пластинку. Мне, к примеру, интересно узнать, что там в моем отряде. Рассказал бы, ты ведь в курсе.

— Больные любят поговорить о болезнях, — ответил Трощенко. — Болен я, Паша. Тяжело. Неизлечимо. Название болезни сразу и не выговоришь. — Он достал из кармана бумажку, приблизил к глазам: — Ми… ми…

— Не томи душу! — воскликнул Павел Андреевич. — Дай разберу. У тебя с перепугу буквы пляшут.

— Моя болезнь — я и прочитаю. — Трощенко рассмеялся, не выдержав серьезного тона. — Мигрень у меня, Паша. Мигрень. Есть охота, а работать лень. Потому как нахожусь в очередном отпуске для поправки пошатнувшегося здоровья.

Павел Андреевич поднял руку как бы для того, чтобы дать приятелю затрещину. Погрозил кулаком:

— Дал бы я тебе! Нашел тоже время для шуточек.

— Когда же пошутить, как не в отпуске? В другое время просто некогда. Про еду — это я так, шутки ради, Павел. В санатории, знаю, кормят на убой. И зачем, спрашивается? Мы что — из голодного края прибыли? Нам с тобой не мешало бы попоститься, оба жирком обрастаем. Годы, Павел, берут свое. Как ни сопротивляйся. — И вдруг безо всякой причины расхохотался.

— Чего ты? — удивился Павел Андреевич.

— Да вспомнил твоего начальника штаба. — Трощенко опять хохотнул. — Ну и экземпляр, доложу тебе! Всяких видывал, а такого…

— Ну вот, так я и знал! Что он натворил?

— Уж обязательно «натворил»? Все тебе самое плохое мерещится. Успокойся. Не спеши с предположениями. Платонова, моего зама, помнишь?

Павел Андреевич сгорал от нетерпения — хотелось поскорее узнать, что там в его отсутствие произошло в отряде.

— При чем здесь Платонов?

— Ты слушай, слушай. Послал его к Сурову проверить учебный пункт. Приехал, представился, проинформировал о целях командировки. Словом, начал работать по своему собственному плану. А тут случись на второй обстановка….

— У Синилова?

— Ну-ну!.. Суров с места в карьер — туда, обосновался с командным пунктом на заставе, ближе к месту происшествия. Платонову — ни гу-гу, молчок. Платонов — на дыбы. Как-никак представитель округа. А спеси, знаешь, у него на троих. Выскочил вмиг на вторую. И там — коса на камень.

Трощенко говорил слишком длинно, и Павла Андреевича это нервировало.

— Ну к чему эти подробности!.. Скажи лучше, чем поиск окончился.

— Во-во, ты весь тут — скорей, быстрей, не то самолет улетит. А что бы послушать. Привык с подчиненными к командирскому тону.

— К военной краткости.

— А я обстоятельность уважаю. Чай, мы на отдыхе как-никак. Наберись терпения. Если своего не хватает — одолжу.

— Садист ты, Гаврюша, самый настоящий.

— А ты торопыга, если на то пошло. У Сурова с Платоновым произошел конфликт. Платонов настаивает на вмешательстве Военного совета. Официальный рапорт подал. Ясно?

— Шут с ним, с рапортом. Нарушителей задержали? Меня первым делом эта сторона дела интересует. А что повздорили, так с кем не случается.

Трощенко начал раскуривать сигарету. Глубоко затянулся, выдохнул дым.

— Всему свой черед, — сказал, еще раз вдохнув и выдохнув клуб сизого дыма.

Он по-другому не мог — таким Павел Андреевич знал его с давних пор, в этом смысле он нисколько не изменился. Павел Андреевич был почти уверен, что и на этот раз он приберег напоследок главную новость и, как бы между прочим, выложит ее как некую пустяковину, не заслуживающую внимания.

— Тебя слушать — время понапрасну терять, — не удержался Павел Андреевич и внимательно посмотрел на жену, которая прислушивалась к их разговору.