Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

— Простите его, — говорит герцог, — будет с него и страха! Щедрость Валленштейна была тем громаднее, что ежегодный его доход простирался до трех миллионов, кроме громадных контрибуций, которые он обращал в свою пользу. Его здравый смысл и трезвый взгляд на вещи ставили его выше предрассудков его века, и иезуиты никогда не могли ему простить, что он проникал в их хитрости и папе видел только римского первосвященника. Но так как со времен пророка Самуила каждый разлаживавший с церковью не кончал добром, то и Валленштейн умножил собою число жертв. Происками патеров под Регенсбургом он лишился фельдмаршальского жезла, а в Эгере — жизнь; вследствие тех же самых происков он лишился и драгоценнейшего того и другого — честного имени и доброй славы в памяти потомства. Наконец, справедливости ради должно сказать, что доныне еще не нашлось правдивого и беспристрастного пера, которое начертало бы историю этого необыкновенного человека. Измена герцога и его притязания на богемскую корону еще не доказаны, и все эти обвинения основаны единственно на догадках. Доныне еще не найдено документов, которые могли бы с историческою достоверностью разоблачить тайные побуждения, руководившие поступками героя; из явных же его деяний нет ни одного, которое не проистекало бы из источника совершенно невинного. Многие из его предосудительных поступков доказывают только его живейшую склонность к миру; прочие могут быть оправданы справедливым недоверием к императору и весьма извинительным желанием упрочить свое значение. Хотя поступки его с курфюрстом Баварским и носят на себе отпечаток мщения и непримиримой ненависти, но явной измены в делах его мы не видим. Если, наконец, крайность и отчаяние довели его до того, что он заслужил смертный приговор, но погиб невинный, тогда ничем нельзя оправдывать этого приговора. Валленштейн пал не потому, что был мятежником: он сделался таковым вследствие своего падения. Несчастием для живого была его борьба с могучею партиею; несчастием для мертвого было то, что враги его, принадлежавшие к этой партии, пережили Валленштейна и писали его историю.

Генералиссимусом имперских войск после смерти Валленштейна был назначен сын императора, король венгерский Фердинанд. Вспомоществуемый итальянскими и лотарингскими войсками, он вытеснил протестантов из занятых ими областей и осадил Нердлинген в Швабии, защищаемый шведскими войсками. Они потерпели страшное поражение, и этот удар, нанесенный Швеции, разрушил протестантский союз. Курфюрст Саксонский поспешил заключить мир с императором. Кардинал Ришелье, имея виды на Эльзас и прирейнские города, обещал шведскому канцлеру Оксенстиерну поддерживать шведов и с целью ослабить силы Австрии объявил войну ее союзнице, Испании. По его же стараниям Голландия присоединилась к Франции, а Польша заключила со Швециею перемирие на 26 лет. Эта могущественная поддержка дала возможность шведским генералам, Баннеруи Врангелю, одержать над саксонскими и австрийскими войсками блистательную победу при Гитштоке. Война разгорелась с новою силою, и в это самое время — 23 февраля 1637 года — император Фердинанд II скончался, завещая престол и дальнейшее кровопролитие сыну своему Фердинанду III. По отзывам иезуитов, покойный император был ангел, по отзывам протестантов — демон; возьмем среднее и скажем просто: он был человек со всеми слабостями и пороками, свойственными человеку вообще, а потомку Габсбурга в особенности.

ИАКОВ I, СТЮАРТ (КОРОЛЬ ШОТЛАНДСКИЙ И АНГЛИЙСКИЙ) КРАСАВЧИКИ: РОБЕРТ КАРР, ГРАФ СОММЕРСЕТ, ГЕОРГ ВИЛЬЕРС. ГЕРЦОГ БЕКИНГЭМ (1603–1625)

— Rex fuit Elisabeth, nunc est regina Iacobus! — то есть:

Елисавета была королем,

Теперь королева Иаков!

Этими немногими словами неизвестный остряк, современник Иакова Стюарта, как нельзя вернее охарактеризовал этого Гелиогабала Англии, грязью и кровью запятнавшего ее летописи. Иаков Стюарт, в физическом и в нравственном отношениях недоносок, обладал всеми пороками раба и попал в короли; был глуп и постоянно выказывал притязания на остроумие; будучи невеждою, слыл за ученого; чванился храбростью, а между тем (бездушный трус!) падал в обморок при виде обнаженной шпаги… наконец, в чувственных своих побуждениях, являя отвратительный пример гермафродитизма, питал страстную нежность к хорошеньким мальчикам. Немногого не хватало этому уроду, чтобы назваться чудовищем.