Времетрясение. Фокус-покус

Она рухнула на пол буквально в нескольких дюймах от охранника Дадли Принса. Если бы он не застыл на месте в момент перехода, когда нас всех снова накрыло свободой воли, если бы вес его тела не распределялся между ногами равномерно, он бы упал головой в том направлении, куда смотрел – то есть в сторону входной двери. И его бы убило люстрой!

Кстати, поговорим о везении. Когда ударило времетрясение, полупарализованный муж Моники Пеппер как раз звонил в дверь академии. Дадли Принс собирался пойти открывать. Но он не успел сделать ни шагу – в картинной галерее сработал датчик пожарной сигнализации. Принс замер на месте. Куда бежать первым делом?

И когда нас всех снова накрыло свободой воли, Принс все так же стоял в нерешительности, не зная, что делать. Пожарная сигнализация спасла ему жизнь!

Уже потом, когда Траут узнал об этом чудесном спасении – человека чуть не убило люстрой, но его спас датчик пожарной сигнализации, – он процитировал Кэтрин Ли Бейтс, только не спел, а просто проговорил:

Сокровище в шатре небес,
В янтарном блеске нив,
В величии туманных гор,
Хранителей равнин.
Америка! Америка!
Хранима Богом ты.
В сиянье дней, меж двух морей —
Ожившие мечты[10]

.

Благодаря ПВА бывший заключенный Дадли Принс застыл, словно каменное изваяние, олицетворявшее полный мотивационный kaput. В таком виде его и застал Килгор Траут, ворвавшийся в академию, вход в которую больше не закрывала стальная дверь, через пару минут после того, как в мире вновь воцарились суровые законы свободной воли. Траут кричал: «Хватит спать! Просыпайтесь! Ради Бога, проснитесь! Свобода воли! Свобода воли!»

Чтобы добраться до Принса, Трауту пришлось перепрыгнуть через лежавшую на полу перед входом стальную дверь с загадочной надписью «УЙ ИСК». Причем дверь лежала не просто так, а вместе с петлями, рамой и запертым замком. При ударе бампером пожарной машины дверную коробку просто-напросто вынесло из проема. Сама дверь, петли, замки и «кто-там» были с практической точки зрения совершенно как новые – дверная коробка не просто не выдержала удар, она ему даже не сопротивлялась.

Рабочий, который устанавливал дверь, не закрепил раму в проеме как следует. Попросту говоря, он схалтурил. Как потом скажет о нем Килгор Траут, и то же самое можно сказать обо всех бракоделах: «И ведь не стыдно же некоторым…»

32

В своих выступлениях в 1996-м, точно посередине повторного десятилетия, которое продлится до 2001 года, я часто рассказываю о том, как после Второй мировой войны поступил в Чикагский университет на факультет антропологии. Я шучу, что мне не стоило браться за эту науку, потому что я не люблю дикарей. Они такие тупые! Истинная причина моего интереса к изучению человека как вида животных была вполне прозаичной: моя жена Джейн Мэри Кокс Воннегут, которая потом стала Джейн Мэри Кокс Ярмолински, родила мальчика по имени Марк. Нам понадобились деньги.

Сама Джейн, которая, напомню, с отличием окончила Суортморский колледж, училась на кафедре русской культуры в том же университете в качестве стипендиатки. Когда Джейн забеременела, она бросила учебу. Мы пошли к заведующему кафедрой, меланхоличному дядечке, сбежавшему в Америку от сталинского режима. Помнится, мы нашли его в библиотеке, и моя жена сообщила ему, что ей придется уйти из университета, потому что она залетела.

Я никогда не забуду, что он ей ответил: «Милая миссис Воннегут, жизнь не кончается на беременности. Беременность – это начало жизни».

* * *

Но я хотел рассказать о другом. По одному из предметов мне надо было прочесть «Постижение истории», книгу английского историка Арнольда Тойнби, который теперь на небесах. Он писал о так называемых вызовах истории, об испытаниях или задачах, которые каждая цивилизация решает наиболее приемлемым для себя способом. Одни проигрывают, другие успешно находят решения – в зависимости от того, насколько по силам им каждая конкретная задача. Тойнби приводит примеры.

То же самое можно сказать и об отдельных индивидуумах, совершающих героические поступки. К примеру, о том же Килгоре Трауте. Если бы в тот день и вечер, 13 февраля 2001 года, когда нас всех снова накрыло свободой воли, он находился в районе Таймс-сквер, или рядом с выездом из большого тоннеля, или в аэропорту, где пилоты пребывали в полной уверенности, что их самолеты благополучно взлетят или сядут сами по себе, как это происходило в течение всего повторного десятилетия, – так вот, если бы Траут в тот день находился в каком-то подобном месте, его реакция на вызов, брошенный свободой воли, была бы не столь героической. Потому что задача была бы ему не по силам. И не только ему, а кому бы то ни было.