Времетрясение

Действие последней сцены пьесы происходило на железнодорожном вокзале в Спрингфилде, штат Иллинойс, 11 февраля 1861 года. Авраам Линкольн, которого в том спектакле играл полуафроамериканский праправнук Джона Уилкса Бута и которого по ходу пьесы только что выбрали президентом Соединенных Штатов, покидает свой родной город и отправляется в Вашингтон, округ Колумбия, да поможет ему Господь. Это было самое тяжелое время в истории страны.

Он произносит речь, которую Линкольн произнес на самом деле: «Я не могу передать, как мне грустно с вами расставаться. Я всем обязан этому городу и вам, добрым и благожелательным людям, которые здесь живут. Я сам прожил здесь четверть века и превратился из юноши в зрелого человека, почти старика. Здесь родились мои дети, и один из них здесь похоронен. И вот теперь я уезжаю отсюда и не знаю, когда вернусь – и вернусь ли вообще».

«Меня избрали на пост президента в то время, когда одиннадцать наших суверенных штатов объявили о своем намерении отделиться от федерации и угроза войны день ото дня все возрастает».

«Я принимаю на себя тяжкий груз обязательств и буду стараться исполнить свой долг. Я готовился к этому и пытался понять, что именно все это время объединяло американские штаты в единое целое, не давая федерации распадаться? Какой принцип, какая великая идея лежала в основе этого союза? Я верю, что это не просто желание колоний отделиться от родины. Это мечта о свободе, воплощенная в Декларации независимости, давшей свободу людям этой страны – и надежду всему остальному миру. Да, эту мечту люди лелеяли с давних времен: что когда-нибудь они сбросят цепи и обретут свободу в дружестве и братстве. Мы добились демократии, и теперь вопрос в том, насколько она жизнеспособна. Сможет ли она выжить?»

«Может быть, эта мечта о свободе – всего лишь красивый сон. Может, уже приближается тот страшный миг, когда мы проснемся, и сон закончится. Если так, то, боюсь, он закончится навсегда. Я убежден: у людей никогда больше не будет такой великолепной возможности воплотить в жизнь мечту о свободе, какая была у нас. Возможно, нам следует признать горькую правду и согласиться, что наши идеалы свободы и равенства уже устарели и поэтому обречены. Я слышал притчу об одном восточном правителе, повелевшем своим мудрецам придумать фразу, которая бы подходила к любой ситуации и оставалась бы истинной во все времена. И мудрецы сумели придумать такую фразу. Вот она: «И это пройдет».

«В тяжкое время печалей и бедствий эта мысль служит нам утешением: «И это пройдет». И все же… давайте верить, что это не так! Давайте жить и доказывать, что мы все-таки можем менять этот мир, и что мораль, разум и совесть для нас – не пустые слова, и мы сделаем все, чтобы обеспечить условия для процветания каждой отдельной личности, общества и государства, которое движется только вперед. И пусть так будет всегда, до скончания веков…»

«Я предаю вас заботам Всевышнего и надеюсь, что вы помянете меня в своих молитвах… Прощайте, друзья и соседи».

Актер, игравший Кавану, армейского офицера, сказал: «Пора отправляться, господин президент. Садитесь в вагон». Линкольн заходит в вагон, а толпа на перроне поет «Тело Джона Брауна». Актер, игравший кондуктора, помахал фонарем.

Именно в этот момент Траут и должен был привести в действие свисток – и он замечательно справился. Когда опустился занавес, за сценой кто-то всхлипнул. Этого не было в пьесе. Это был экспромт. Это было красиво. Это был Килгор Траут.

62

Поначалу все наши беседы на пикнике после спектакля были какими-то сбивчивыми и неловкими, мы говорили таким извиняющимся тоном, словно английский был для нас неродным языком. Мы как будто оплакивали Линкольна – и не только Линкольна, но и смерть американской риторики.

Еще одним двойником на пикнике в «Занаду» была Розмари Смит, костюмер «Маски и парика» и мать Фрэнка Смита, ведущего актера труппы. Она была вылитой Идой Янг, внучкой бывших рабов, которая работала у нас в Индианаполисе, когда я был маленьким. Ида Янг с дядей Алексом сделали для моего воспитания не меньше, чем папа с мамой.

У дяди Алекса не было двойника. Ему не нравились мои сочинения. Я посвятил ему «Сирен Титана», а дядя Алекс сказал: «Ну, молодежи, наверное, понравится». Не было двойника и у тети Эллы Воннегут Стюарт, папиной двоюродной сестры. Они с мужем, Керфутом Стюартом, владели книжным магазином в Луисвилле, штат Кентукки. Они не продавали мои книги, потому что считали, что у меня не язык, а сплошное непотребство. Так оно и было, когда я только-только начинал.