Время алых снегов

Он и сам понимал, каково соваться в незнакомую реку после короткой разведки. Однако по-прежнему был убежден, что риск необходим. Очухавшись, «противник» и сам может взять остров внезапным штурмом — разведчиков там горстка. И тогда, как ледолом, дробящий торосы, этот остров ляжет на пути наступающих, разрушая огнем их боевые порядки и ослабляя натиск. Тревожное состояние командира передалось экипажу — Потапов и Абашидзе сидели сумрачные и собранные. Один Куликов равнодушно дожевывал колбасу.

В шлемофоне неожиданно щелкнуло, и знакомый голос командира роты раздельно произнес: «...Всем — тринадцать, повторяю — тринадцать!..» Огнев по привычке поднес к глазам переговорную таблицу, хотя в этом не было никакой нужды. Команды «тринадцать» он ждал уже полчаса...

Задремавшую было щуку разбудил внезапный гул и мелкая дрожь воды. Поднявшиеся из ила пузырьки газа защекотали брюхо и бока рыбы. Неожиданно вода сдвинулась. Наверху дробью стрельнула мелочь, над самой спиной щуки пронеслись испуганные окуни-горбачи. Вода гудела, звенела, скрежетала, больно раздражая чуткие нервы обитателей старицы. Рыбы заметались, не понимая, откуда тревога. Вынесенная из выемки сильной волной, щука мотнула хвостом и оказалась в десятке метров от своего пристанища. Но и там сквозь воду катился тот же гул, и щука растерянно закружилась на месте. Потом она увидела совсем непонятное. Оно выглядело огромным и невероятно тяжелым, но двигалось быстро, расталкивая водяные пласты скошенной, широкой грудью. Казалось, оно пройдет и сгинет в зеленых сумерках старицы, как и те двое с блестящими глазами и хоботами, но длинная, текучая лапа гиганта наступила на заиленную щучью яму. В поднявшейся мути уже ничего нельзя было рассмотреть...

Лейтенанта будто током кольнуло, когда дно мягко шатнулось под машиной.

— Рычаги!.. Эх, Куликов, Куликов!..

В растерянности водитель рванул рычаги до конца. Вместо того чтобы отдать гусеницам всю огромную мощь двигателя, он резко затормозил. Дернувшись, танк глубоко осел и круто завалился на левый борт. Двигатель, обиженно всхлипнув, умолк. Шипящий свист прорезал наступившую тишину — вода хлестала в танк через воздухопитающую трубу. Лейтенант рванул задвижку, и свист оборвался.

— Вода! Вода заливает! — Куликов лез в боевое отделение, отталкивая наводчика.

— Куда, дурень? Воды-то полведра. — Потапов, сумрачно спокойный, удерживал Куликова за плечи.

— Всем оставаться на местах! — неестественно ровным голосом приказал лейтенант; он пытался связаться с берегом, но радиостанция беспомощно жужжала, — видимо, залило антенну.

Огнев осмотрелся. В тусклом электрическом свете лицо Абашидзе показалось ему бледнозеленым. Черные зрачки заполнили его глаза, но поза солдата была спокойной. Потапов сидел полуобернувшись к командиру, скуластое лицо его ничего не выражало — как будто он уже отвоевал и собирается положить голову на казенник пушки и хорошенько выспаться. Невидимый Куликов возился в своем отделении, было слышно, как он дышит.

— Двигатель без воздуха не заведешь, — как бы про себя сказал лейтенант. — Ждать, когда вытащат?..

В борт трижды отчетливо ударили снаружи. Лейтенант, зажав в кулаке ключ от люка, торопливо застучал в ответ: «Все живы. Двигатель запускать нельзя.

Ждем распоряжений». Минуты три стояла тишина, потом водолаз простучал: «Затопить машину... Покинуть...»

— Противогазы к бою! — отчеканил лейтенант.

— Нет!.. — Голос Куликова поднялся до резкого фальцета: — Товарищ лейтенант, у меня противогаз... испорчен.

Куликов опять лез в боевое отделение, и Потапов, пропуская его, согнулся, втиснувшись между бортовой броней и орудийным пультом.

— Вот, смотрите, вот... — Куликов протягивал командиру гофрированную трубку противогаза, рассеченную наискось. „

— Почему раньше не доложили?

— Да я же... порезал нечаянно, недавно...

— Думал, наверное, краковская колбаса, — хмуро съязвил Потапов.

— Попрошу без шуточек. — Огнев едва сдерживал закипающий гнев. На берегу он и сам бы не пощадил Куликова. «Откуда у такого здорового парня школярская трусость? Ну, порезал трубку — так имей смелость доложить сразу. Не мог же он, в самом деле, забыть о ней — не на прогулку шли. Решил — обойдется, боялся лишнее взыскание получить, а вот теперь, наверное, десятку взысканий рад, только бы выпутаться. Из мелкой трусости большая вырастает... И я хорош! Рвался вперед, хотел на минуту раньше о готовности доложить и ни черта толком не проверил!»

Едва ли танкисты догадывались, какие мысли волнуют командира. Он знал, что его внешняя невозмутимость лучше всяких слов заражает солдат спокойной уверенностью в благополучном исходе этой неудачной переправы.

— Быстро найдите изоляционную ленту, — распорядился Огнев.

Куликов никак не мог повернуться крупным телом. Ему не хотелось опять в темноту и сырость, где он казался себе одиноким и беспомощным против многометровой толщи воды, которая искала любую щель. Нет, он боялся, он просто не хотел такой бесславной и глупой смерти.