Время ангелов

Маркус должен был признаться, что находится сейчас в состоянии, которое можно определить только как влюбленность в Карела. Сначала он был ошеломлен необычным красноречием и слишком потрясен ударом, чтобы осознать это. Но когда он, выйдя на улицу, брел по сильному вечернему холоду, все его существо, казалось, обновилось. Он как будто излучал тепло и свет, ощущая счастье, которое, казалось, било ключом прямо из его головы, заставляя глаза смотреть изумленно, а губы — раздвинуться в глуповатой улыбке. Состояние было настолько непроизвольным, что он сначала просто не мог понять его, затем догадался, что оно в какой-то мере вызвано тем, что Карел ударил его. Потом окруженный ореолом образ Карела вырос перед ним и с тех пор поглотил его.

Когда он возвратился домой в свою комнату в Эрлз-Корт, то обнаружил, что все его тревоги исчезли. Он осмотрел комнату, как электротехник, ищущий дефекты проводки. Она изменилась — как будто из нее убрали какой-то зловещий, затянутый паутиной мусор. То, что делало тусклым свет, то, что стояло в углу и пугало его, исчезло. Маркус заполнил комнату светом своего нового существа, Маркус и комната плыли над Лондоном, как яркий воздушный шар. Он стоял посреди комнаты и смеялся.

Маркус был прав, когда представлял, что откровенный разговор с Карелом прогонит кошмары прочь. Даже его беспокойство по поводу Элизабет прекратилось. Бедная невинная Элизабет, как бы она огорчилась или позабавилась, если бы узнала, что в воображении Маркуса превратилась во внушающую священный ужас маленькую богиню! Немощь его разума создала этот образ, который теперь исчез. Сейчас он снова мог думать с сочувствием и привязанностью о ребенке, которого он знал, и о больной девушке, которую должен скоро увидеть. Из нескольких случайных совпадений он вообразил тайный сговор. Почему Элизабет должна принимать его в любое время, когда он надумает зайти, почему она должна сразу же отвечать на его записки? Было совершенно очевидно, что она больна. Ему следует быть более внимательным к ней. Конечно, Карел все еще больше усложняет своими манерами таинственного отшельника. Безусловно, он трудный, но и всегда был трудным. Маркус лег спать и видел счастливые сны, где благожелательный образ казался наполовину Карелом, а наполовину — младшим братом Джулианом, которого он так любил в юности. Даже его отношения с Лео выиграли от такого просветления. В глубине души Маркус определенно начал беспокоиться о Лео. То, что его немного волновал Лео, само по себе не удивляло и не огорчало его. Он часто страстно увлекался своими учениками, но ему всегда и довольно просто удавалось держать это в тайне. Его беспокоило то, что Лео явно знал об этой слабости. А также Маркуса мучило подозрение, что Лео не только готов эксплуатировать его, но делал это насмешливо и без всякой привязанности. Маркуса — особенно после их последнего разговора — стала беспокоить мысль, что же думает о нем Лео. Он был готов, чтобы его эксплуатировали, по-своему ему это даже нравилось, это было как бы частью обязанностей любого учителя. Но здесь Маркус чувствовал, что его достоинство подвергается опасности, а он дорожил своим достоинством. Одновременно его беспокоило то обстоятельство, что после всех этих недавних приключений его привязанность к мальчику еще возросла. Маркус все более нуждался в дружбе с Лео и почти не видел пути, как ее достигнуть.

Тем не менее на следующий день после его столь важной встречи с Карелом у него состоялось вполне удовлетворительное свидание с Лео. Молодой человек позвонил ему в Эрлз-Корт и позже зашел. К огромному удивлению Маркуса он принес с собой триста фунтов, цену иконы, и положил их на стол. Когда Маркус подробно расспросил его, как он достал деньги, он признался, что в прошлый раз солгал ему. История о помолвке с девушкой, отец которой требовал достать семьдесят пять фунтов, была полностью выдуманной. На самом деле он приобрел очень дорогой мотоцикл, за который заплатил только часть, и в отчаянии продал икону, чтобы расплатиться сполна. Он не сказал это Маркусу из страха, что тот станет настаивать на продаже мотоцикла. Сохраняя суровое выражение лица, Маркус согласился, что он действительно стал бы настаивать на этом. Испытывая угрызения совести, Лео продал машину за очень хорошую цену, взял вырученную сумму в «Уайт сити», где удачно поставил на собаку. Вот почему он мог теперь отдать Маркусу взятые в долг триста фунтов. Лео также самым очаровательным образом передал огромную благодарность от своего отца за большую доброту Маркуса к ним обоим.