Еще в 1082 году Алексей Комнин издал специальный хрисовул, латинский экземпляр которого сохранился в архивах Венецианской республики. Хрисовул даровал дожу Венеции титул «протосеваста» с рогой, т. е. денежным содержанием, в благодарность за участие в войне против норманнов, выделял венецианским купцам особый квартал в столице империи, предоставлял венецианским купцам торговые привилегии в ущерб амальфитанским купцам, которые должны были теперь платить ежегодно налог в три номисмы в пользу венецианцев, и т. д. В историографии правилом стало всячески ругать этот хрисовул, называя его кабальным, унизительным, неблагочестивым, поскольку согласно ему доходы двух православных церквей Константинополя отныне перечислялись католикам-венецианцам. Любопытно, что к хору защитников православной веры присоединяется и Я. Н. Любарский, который отчего-то становится защитником православных византийских «церковников» от венецианского гнета[331]
. Тех самых «церковников», которых тот же самый автор изобличал – в духе журнала «Безбожник» – еще в первом издании своей работы, опубликованном в 1965 году[332]. В действительности, надо полагать, хрисовул о привилегиях венецианцам едва ли был более унизителен для империи и имел более губительные последствия, чем бесконечные договоры с сельджуками, уже поработившими Каппадокию, Армениак и Вифинию.В начале нового, 1085 года в Диррахии среди норманнов вспыхнула эпидемия. Число жертв эпидемии, согласно сообщению Вильгельма Апулийского, достигало 5000 человек. Среди заболевших был и Боэмунд, которого отец отослал лечиться в Бари. Как пишет Анна, летом 1085 года Роберт во главе основных сил норманнского флота отплыл на большом корабле на юг, к острову Кефалиния, уже захваченному авангардом норманнов под командованием Рожера Борсы. По дороге Роберт занемог и был высажен на побережье острова Итака возле мыса Афер, где 17 июля 1085 года скончался на руках у жены Гаиты. Таким образом на Итаке завершилась одиссея разрушителя Рима, не дожившего до Первого крестового похода и не увидевшего ни Константинополь, ни Иерусалим.
Впоследствии Данте Алигьери (1265–1321) поместил Роберта Гвискара в Рай на пятом небе вместе с Гильомом Оранжским, великаном Ренуаром – персонажами французского рыцарского эпоса[333]
– и Готфридом Бульонским, возможно, желая отметить заслуги норманнского герцога перед папством в борьбе против сицилийских арабов и греческих схизматиков:Примечательно, что Джузеппе Виллароель, Гвидо Давико Бонино, Карла Пома и Эудженио Монтале, авторы академического комментария к «Божественной комедии» Данте Алигьери, указывают, что Роберт Гвискар был норманнским рыцарем, который изгнал сарацин из Апулии, Калабрии и Сицилии[335]
. Досадная ошибка итальянских литературоведов превращает Роберта Гвискара в мифологического персонажа и вычеркивает из истории создания «Божественной комедии» вероятные антивизантийские мотивы Данте, навеянные борьбой норманнов против ромеев в южной Италии и перипетиями войны императора Алексея Комнина и реального Роберта Гвискара. Между тем, как отмечал А. А. Васильев, итальянские гуманисты XIV века, учившиеся у византийцев греческому языку – например, Петрарка, – сохраняли неприязненное отношение к Византии, унаследованное от эпохи Крестовых походов[336]. Византийская образованность в лице Варлаама представляла для итальянских гуманистов – Петрарки и Боккаччьо – интерес лишь постольку, поскольку она позволяла им дорваться до понимания платоновских текстов[337]. Сама же по себе Византия оставалась для итальянских гуманистов культурным и религиозным конкурентом, поэтому героизация противников Византии Роберта Гвискара и Манфреда Сицилийского в «Божественной комедии» Данте Алигьери вполне закономерна.