Время Анны Комниной

Мифологизация образа Роберта Гвискара продолжалась в Новое время и выразилась в творчестве немецкого поэта и писателя Генриха фон Клейста (1777–1811), написавшего трагедию «Роберт Гвискар, герцог Норманнский». Трагедия, вдохновленная чтением очерка майора Функа «Роберт Гвискар. Герцог Апулии и Калабрии», опубликованного Фридрихом Шиллером в журнале «Оры» в 1797 году – в год битвы при Риволи, – была написана фон Клейстом в Париже накануне 1803 года. Молодой поэт намеревался вступить добровольцем в армию Первого Консула Французской республики Наполеона Бонапарта и принять участие во вторжении в Британию[338]. В итоге фон Клейст отказался от идеи завербоваться во французскую армию и сжег трагедию, а вторжение в Британию так и не состоялось. В 1808 году поэт восстановил по памяти фрагмент трагедии, который был опубликован. В этом фрагменте Роберт представлен как победитель, вот-вот готовый завоевать Константинополь, обреченный пасть в неравной битве против чумы. Обаяние литературного образа Роберта Гвискара, созданного Генрихом фон Клейстом, настолько подействовало на А. Левинтона – автора комментария к русскому изданию фрагмента трагедии, напечатанного в переводе Бориса Пастернака в 1969 году, – что он на полном серьезе утверждал, будто в основу трагедии фон Клейста положены «реальные события осады Константинополя норманнами в 1085 году»[339], т. е. тогда, когда армия императора Алексея Комнина уже принимала капитуляцию норманнов в Диррахии, а потерпевший поражение Роберт Гвискар умирал на Итаке. Такова волшебная сила искусства!

Смерть Роберта подорвала стабильность и равновесие в норманнских княжествах Южной Италии. Ордерик Виталий и некоторые другие хронисты обвиняли Гаиту в отравлении Роберта и в попытке отравления Боэмунда[340], с целью передачи всех владений своему сыну Рожеру Борсе. Эта легенда в полной мере характеризует ту атмосферу взаимной ненависти, которая царила в семье Роберта. Очень скоро в южной Италии началась междоусобная война между Боэмундом и Рожером Борсой за наследство Роберта, которая продолжалась в течении десяти лет вплоть до того момента, когда Боэмунд отправился в Первый крестовый поход. В 1088 году новый папа Урбан II вернул Рим при помощи норманнов, однако вскоре Генрих IV завоевал Мантую – оплот Матильды Тосканской.

Усобицы, охватившие Италию после смерти Роберта, привели к прекращению боевых действий между ромеями и норманнами на Балканах. Императору Алексею сдался норманнский гарнизон Диррахия. Война была окончена, Алексей одержал победу. Напряжение всех сил Византийской империи в начале 1080-х годов заставило Алексея пойти на союз с сельджуками. Тем самым Алексей de facto признал завоевание Сулейманом Никеи. Вскоре после победы над норманнами против Алексея восстали павликиане, а византийскую границу на севере прорвали полчища печенегов.

Как справедливо отмечает российский историк Второй Мировой войны Марк Солонин, история, вопреки общему мнению, знает сослагательное наклонение, ибо как наука история отличается от простого чтения хронологических таблиц тем, что допускает возможность интеллектуального эксперимента. В истории случаются невероятные повороты судьбы, которые меняют всю траекторию развития той или иной культуры. Для нас, например, очевидно, что император Алексей Комнин не использовал в должной мере плоды своей победы над норманнами. Заглядывая в будущее из каюты покрытого смрадными испарениями норманнского корабля, который доставил полуразложившееся тело Роберта Гвискара в Венозу, нельзя не задаться вопросом, насколько неизбежны были трагедии 1204 года и даже 1453 года после той победы, которую одержал император Алексей в 1085 году? Могли ли такие события, как смерть Роберта на Итаке и капитуляция норманнов в Диррахии, открыть для Византийской империи по-настоящему новые политические перспективы в том случае, если бы император Алексей не был вынужден практически сразу начать переброску войск в Азию против сельджуков, а потом во Фракию против павликиан и печенегов?