Время Анны Комниной

Возвращаясь к проблеме византийского самозванчества, следует отметить, что эта проблема не рассматривается Анной Комниной отдельно от широких политических процессов, происходивших в Византийской империи в конце XI века. Анна в качестве политического идеала видит императорскую власть, завоеванную при помощи армии и одобренную высшей аристократией, а также сенатом. Именно такое восприятие власти было характерно для императора Исаака I Комнина и императора Алексея I Комнина. Совершенно очевидно, что Анна Комнина не принимает наследственную монархию, поэтому ненавидит брата Иоанна и после смерти отца в 1118 году предпринимает неудачную попытку переворота. В определенной степени наследственная монархия, как и «тирания», т. е. попытка захватить престол вопреки воле армии и аристократии, рассматриваются Анной как безусловное зло, символами которого становятся в ее повествовании Никифор Вриенний старший, Никифор Василаки, Никифор Мелиссин и родной брат Иоанн. Но самым страшным политическим преступлением, с ее точки зрения, становится самозванчество, ибо самозванцы заявляют заведомую ложь и опираются на внешние враждебные Византийской империи силы: на норманнов и половцев.

Серьезные исследования примеров византийского самозванчества не позволяют признать удачными попытки И. А. Калинина и А. М. Эдкинда интерпретировать феномен русского самозванчества как социально-психологический продукт крепостного рабства (И. А. Калинин) или как результат культурного провала внутренней колонизации (А. М. Эдкинд)[164]. Рабство и колонат, процветавшие в Византийской империи в ранний период ее развития (V–VII вв.), к XI веку как социальные явления маргинализировались и уступили место иным формам организации производства. В Византии времен Македонской династии и династии Комнинов не было и крепостного права, которое можно было бы сравнить с крепостным правом, существовавшим в Российской империи. Тем не менее, как свидетельствует Анна Комнина, самозванчество расцвело в Византии именно на заре эпохи Комнинов и сопровождало византийскую политическую жизнь вплоть до эпохи Палеологов. Таким образом, марксистская методология, на которую в том или ином виде опирается И. А. Калинин, в очередной раз – теперь на материале византийской истории – демонстрирует свою полную беспомощность. Кроме того, Византия как Восточная Римская империя с самого начала объединяла наиболее урбанизированные, эллинизированные и социально развитые восточные провинции некогда единого Римского мира. Проблема внутренней колонизации этих провинций потеряла свою актуальность еще во времена Помпея Великого. В VII веке территория Византийской империи значительно сократилась в ходе арабских завоеваний, в силу чего внутренняя колонизация приобретала актуальность в Византии в последующие века лишь в тех случаях, если возникала необходимость культурной ассимиляции новых варваров, проникавших на территорию империи: например, славян, булгар, сельджуков. Самозванец Лже-Тиберий Пергамен появился в Византии тогда, когда ее основная территория фактически ограничивалась фемами Малой Азии, а самозванцы, описанные Анной Комниной – Лже-Михаил и Лже-Диоген I, – боролись за престол против императора Алексея Комнина в тот период, когда территория империи сократилась до естественных границ Балканского полуострова.

Следовательно, происхождение самозванчества не связано ни с психологией коллективного самозванца как объекта угнетения или колонизации, ни с размерами территории империи, на которую претендует самозванец, но имеет совершенно иные истоки. С нашей точки зрения, эти истоки необходимо искать в римско-византийском праве и связанной с этим правом политической традиции. Одной из характерных для нее фундаментальных проблем было неразрешимое противоречие между республикой и монархией, наиболее остро проявившееся в период гражданских войн в Древнем Риме[165], а затем периодически дававшее о себе знать в наиболее сложные периоды византийской истории.